предотвращает[26]. Далее речь зашла о волшебстве вообще и как долго он ему учился, а потом я почувствовал нечто вроде осторожного прикосновения пальцами к своему сознанию и отстранился.
— Откройтесь снова, — сказал он, — и в то же время потянитесь ко мне.
— Ага, — кивнул я, — просто растерялся.
Он кивнул, и я сделал так, как он сказал, и…
«Вот и все, господин Талтош.»
И правда, все. Я чувствовал, что Лойош пребывает в полной готовности, высматривая любые признаки того, что он пытается что — то провернуть, коль скоро в моей голове возникло нечто вроде бреши для него. Но Жинден играл честно.
«Тогда все, — мысленно же произнес я. — Хорошо. Я свяжусь, если будет что сообщить Демону.»
«Аналогично," — кивнул он и встал.
Я вернул Леди Телдру обратно на пояс и проводил нового друга, ну или, скажем так, близкого знакомого, обратно к выходу, потому как отыскать в этих лабиринтах правильный маршрут не так уж просто. Когда он удалился, я сверился с Державой; весь процесс у нас занял около часа. И теперь я знал, как такое сделать. Мне всегда нравилось узнавать новое. И это уже второе мое новое приобретение за последние два дня, причем, полагаю, знать, как настроиться для псионического общения с незнакомцем, с куда большей вероятностью сохранит мою жизнь, нежели иметь представление о том, чем занят хореограф.
Да, как — то я куда больше стал задумываться о сохранении собственной жизни, чем несколько лет назад. Забавно, с чего бы.
Интересно, когда Жинден вновь появится на связи, и с каким новым вопросом. Нет, конечно, всегда есть вероятность, что новость окажется приятной, но — часто ли подобное случается?
Я прошел в зрительный зал и немного поболтал с Котой, который друг Сары. Он попытался выяснить, от чего я тут прячусь, но делал это вежливо и не настаивал. Потом мы обсудили музыку, о которой я знал больше, чем он ожидал. Естественно, всплыло имя Сары, и я спросил, как они познакомились, и мы поговорили уже о ней. Я спросил, как обычно музыканты взаимодействуют с актерами, и вот тут ему пришлось подумать над ответом.
— Это ведь труппа, понимаешь?
— Э, не очень. В смысле не полностью.
— Они держатся вместе. Актеры, в смысле. Актерский состав и рабочие сцены всегда те же самые, неважно, что они играют, а уже для конкретной постановки нанимают музыкантов и кого им там нужно еще.
— Но разве в труппу входят не все?
— Вовсе нет, иногда продюсер снимает здание, нанимает режиссера, нанимает актерский состав и работников, делает постановку, а потом — все, разбежались.
— А.
— Я к тому, что в такой вот труппе, когда они всегда вместе и, в общем, очень тесно связаны, и я как музыкант не то чтобы чувствую себя частью коллектива.
— Странно. Мне — то показалось…
— Что?
— Меня вот честно удивило, как тут все ко мне дружелюбно относится.
Я‑то выходец с Востока и правда к такому не привык.
— А, это. — Он пожал плечами. — Просто в театре такой народ. Они сами считают себя изгоями общества, понимаешь? Неважно, кто в каком Доме родился, от тех, кто принадлежал к благородным Домам, скорее всего уже отреклись. Так что здесь всегда дружески примут еще одного изгоя, понял, о чем я?
— Что, даже осветительница, которая меняет цвета?
— О нет. Этих всегда нанимают для конкретной постановки. Они не часть труппы, не больше, чем музыканты.
— Ха. Интересно.
Потом кто — то его позвал. Мы оба посмотрели в ту сторону, тиасса указала на него, потом подняла руку, растопырив пять пальцев. Я перевел взгляд на Коту, который как раз ей кивнул.
— Похоже, начинаем снова.
— А это кто?
— Резза, она у нас дирижер.
— И как с ней работается?
Он вновь пожал плечами.
— Лучше, чем кое с кем еще. Но ненавидит, когда ее заставляют ждать.
Пообщаемся позже.
— Ага.
И я задумался об истории, о той книге, что дала мне Сара. Не отрицаю, интересно. Мой интерес к истории Империи всегда был легкий и не совсем искренний, просто потому, что я знаком с Сетрой Лавоуд, которая сама бывала частью этой долгой — долгой истории. Я мог, конечно, представить, как я просто сижу и читаю исторические труды. Было бы неплохо. Но это «неплохо» — для джарега, а я, кем бы нынче ни являлся, джарегом быть точно перестал.
Ах да, наверное, стоит пояснить: боссы всегда мечтают заработать такую кучу денег, чтобы уйти на покой и жить в роскоши и без забот; почему — то ни у кого не получается.
И этим, я внезапно понял, Демон и отличается от остальных: он совершенно не намерен уходить на покой. Он делал то, что хотел, и ему нравилось, и он это знал. Поэтому, наверное, он мне и нравился больше, чем следовало бы. Интересно, сумею ли я когда — нибудь стать примерно таким же.
Учитывая все обстоятельства, не слишком вероятно.
Пока же я по — прежнему ожидал плохих новостей.
Чтобы добраться до меня, им понадобилось всего часа два.
7. ДЕНЬ 2 АКТ 1 СЦЕНА 6
Журналист:
Что ж — прощай, Плотке, Да, прощай, Плотке, Печально, право, что ведут тебя в тюрьму. Ты правдоруб, Плотке, Ты сам сглупил, Плотке — И там, где будешь ты сейчас, Не зазвучит уж твой рассказ. Возможно, суд скажет, Что ты шпион вражий, Но мне отсюда дела нет до твоих бед. А я пером верным
