когда вся коммуна оставалась без еды. Девочки оставались в пещере в плохую погоду, в другие дни они тоже выходили на промысел. Проституцией девочка занимается с 13 лет, до этого времени существовала попрошайничеством. В большинстве случаев половые сношения были с ворами. Однажды другие беспризорные девочки повели ее в один воровской притон, и она там заразилась сифилисом12.
Нередко стражи порядка становились пособниками проституции, как отмечает Дуйе:
Есть в Ростове-на-Дону маленький сквер. Вечером десятки девочек от 10 лет окружают там прохожих, предлагая им свои жалкие маленькие тела за кусок хлеба или несколько копеек. Все это происходит возле будки, где находится охранитель советской безопасности, с которым девочки делят свои заработанные гроши. Пол полицейской будки служит брачной постелью, и стоит это 20 коп. Перед будкой выстраивается целый ряд пар, ожидая своей очереди13.
В другой статье, вышедшей в журнале «Друг детей» в 1925 году, где рассказывается про опрос, проведенный на вокзале в Харькове, автор отмечает, что в исследованной выборке мальчики начинали заниматься проституцией рано — между семью и девятью годами, то есть раньше, чем девочки. Только двум девочкам-беспризорным было восемь лет, остальные приобщились к проституции не раньше десяти. У этих девочек уже целый букет венерических заболеваний: Борисова (одиннадцать лет, сифилис), Михайлова (неполных двенадцать лет, гонорея) и так далее. Затем два случая, повергающие автора в отчаяние: Нина Скокова и ее сестра Манька.
Эти дети — уже уроды.
Нина Скокова. Ей всего одиннадцать лет, а за спиной у нее три года проституции. С улицы ее не сманишь. Ее пытались взять в семью. Ничего не вышло, ушла. С ней сестра ее, Манька. Этой — девятый год. Тоже проститутка. Так же как и Нинка, свыклась с улицей и не уйдет с нее. Обе курят. Знают, что такое кокаин. У старшей детское тело обезображено воровской татуировкой. Сейчас Нина поплатилась за свою испорченность. Попала под трамвай. У нее сорвана кожа с правой стороны лица и головы. Страшно обезображена. Лежит в больнице и дико ругается: требует, чтобы ее выпустили на улицу14.
Чтобы показать бандитскую жизнь в Москве, в одной из книг 1924 года приводится дерзкое высказывание шестнадцатилетней девушки, которая с тринадцати лет занималась воровством и проституцией. Ее трижды судили, но она неизменно возвращалась к прежним занятиям и ничуть не раскаивалась: «Когда есть деньги — люблю понюхать, покурить… Нравится такая жизнь… Никогда ей не изменю»15. Следует отметить, что в случае с беспризорными проституция не является перверсией, как утверждал ряд европейских психиатров и криминалистов в начале XX века, изучающих взрослую проституцию; она возникла в определенных социальных и психологических условиях — для многих из этих детей занятие проституцией было вынужденным средством в противостоянии холоду и постоянному голоду; и, чтобы понять это явление, достаточно вспомнить слова из легенды о Великом инквизиторе Достоевского: «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели».
Интересно, как проституция беспризорных вписывалась в сексуальную революцию, произошедшую после 1917 года, когда поднимались вопросы равноправия полов, признания гомосексуализма, легализации абортов; когда женщины выходили на улицы с криками «Долой стыд!», а нудисты купались на берегу Москвы-реки у храма Христа Спасителя. Конечно, это явление не подходило ни под одну из двух оценок сексуальности, представленных первой советской женщиной-дипломатом Александрой Коллонтай в знаменитой статье 1923 года, обращенной к молодежи: «Эрос бескрылый» (голый инстинкт воспроизводства, телесное влечение пола) и «Эрос крылатый» (любовь, влечение тела, перемешанное с духовно-душевными эмоциями). Коллонтай искренне надеялась, что коммунистическая молодежь выберет Эроса крылатого и, по ее словам, вооружит свой колчан новыми стрелами: «…окрепнет уважение к личности другого, умение считаться с чужими правами, разовьется взаимная душевная чуткость, вырастет стремление выявлять любовь не только в поцелуях и объятиях, но и в слитности действия, в единстве воли, в совместном творчестве»16.
Проституция беспризорных, скорее, лежит в той плоскости, где сексуальность маркируется агрессией, проявляемой взрослым в отношении ребенка. В условиях нищеты и убогости беспризорные дети становятся еще более беззащитными и беспомощными. Это плоскость извращенного сознания Ставрогина и Свидригайлова — персонажей романов Федора Достоевского.
Следует добавить, что в 1920-е годы было много случаев изнасилования. Эти истории, естественно, использовались западной печатью для антисоветской пропаганды, стремления показать пороки, аморальность нового социалистического общества. Неудивительно, что в книге «Le Bolchevik dans l’alcôve» («Большевики в алькове»), изданной в Париже в 1929 году, были собраны рассказы советских авторов (Глеб Алексеев, Александра Коллонтай, Борис Лавренёв, Пантелеймон Романов, Лидия Сейфуллина, Сергей Семенов), описывающих новые сексуальные нравы, а также глава о судебных процессах по изнасилованиям. Самым известным из этих процессов было «Чубаровское дело», по названию Чубарова (ныне Транспортный) переулка на Лиговке в Ленинграде: 21 августа 1926 года двадцать семь человек (в основном в возрасте от 17 до 25 лет) совершили групповое изнасилование, жертвой которого стала двадцатилетняя Любовь Б. В результате семерым был вынесен смертный приговор (двое из них были помилованы), остальных сослали в Соловецкий лагерь (часть из них в 1927 году попали под амнистию по случаю 10-летия Октябрьской революции). Дело получило такой резонанс, что термин «чубаровщина» стал нарицательным для обозначения групповых изнасилований (а хулиганов называли «чубаровцы»). С заключенными на Соловках встречался отбывавший там срок Д. С. Лихачев. По воспоминаниям ученого, «чубаровцы» занимали в лагере привилегированное положение: согласно лагерным порядкам, уголовники договаривались с охранниками и командовали другими заключенными, в частности «политическими» и «интеллигентами»: были «нарядчиками», — как пишет Лихачев, — то есть давали наряды на работу17.
Беспризорные рано или поздно попадали на Соловки или в другие лагеря системы ГУЛАГа. Малолеток, сопляков выбирали себе заключенные, особенно блатари, бандиты, их ярко описали Шаламов и Солженицын. Шаламов не стеснялся в выражениях: «Блатари все — педерасты. Возле каждого видного блатаря вьются в лагере молодые люди с набухшими мутными глазами: „Зойки“, „Маньки“, „Верки“ — которых блатарь подкармливает и с которыми он спит»18. Использование уничижительного имени (в данном случае Зоя, Мария и Вера соответственно) позволяет понять, какова была природа «отношений» между бандитом и этими подростками. Беспризорные, которые занимались проституцией до того, как попали в лагерь, возможно, привыкли к подобному типу сексуальных отношений. Настоящий психологический шок от сексуального насилия, нередко связанного с проявлением садизма, испытали «дети врагов народа», отправленные в лагеря вслед за отцами и матерями, и молодые гомосексуалисты, считавшиеся изгоями. Проклятие их было не в том, что они оказались в лагере, а в том, что, согласно жесткой тюремной иерархии, они считались «опущенными», то есть находились на самой нижней ступени по ряду причин: неуважение к законам преступного мира, физическая привлекательность — особенно у подростков, либо уголовное
