олигархов, они не простят Шогу позора. В ближайшее время правительственная армия нас атаковать не решится и ночью больше на штурм не пойдет. Они станут лагерем и будут ждать подходящий момент, чтобы нанести нам удар или ждать момента, когда у нас закончится продовольствие, люди начнут умирать и сдаваться.
— Сидеть без боя у стен крепости для Шогу будет мукой, — сказал Александр Непомнящий. — Не таков характер у Шогу, чтобы выжидать долгое время,
Я ответил так:
— Боевой дух правительственного войска сильно подорван в ходе ночного штурма, их войско сильно поредело из-за больших потерь. Но Шогу должен ловить свой шанс. На то он и полководец. Понятно, что, получив такой урон, его бойцы не хотят еще одного штурма. Но Шогу нужно спровоцировать. У меня есть план. Нужно завлечь вражескую кавалерию, а за ней и пехоту в ловушку, разгромить противника и на волне успеха идти на Москву.
— Но как завлечь Шогу в ловушку? — спросил Хорошук.
— Будем совершать ночные вылазки, убедим Шогу в том, что в городе начались болезни и зреет бунт горожан против повстанцев, — ответил я.
Так и поступили. Посланные мной люди сказались изменниками и утверждали «поймавшим» их бойцам, что дела у повстанцев плохи, в карцере бунтуют заключенные, а местные жители готовы впустить войско Шогу в крепость, только ждут подходящего момента.
В обстановке разумной секретности я подготовил новую операцию. Когда настало время, привел освободительную армию в боевую готовность, но неожиданно для непосвященных скомандовал:
— Открыть ворота! Кричать: «Измена!»
О предстоящей операции знали только проверенные люди. Начальник караула, дежурившего у ворот, понятия не имел о моих планах. Он растерялся:
— Освободитель, как же так…
Я жестко повторил:
— Открывай ворота!
Мужчина колебался, чтобы покончить с сомнениями преданных делу революции бойцов, я мягко добавил:
— Вы же меня знаете! Разве я похож на предателя? Так надо. Мы подготовили врагу шикарный прием! Открывайте ворота и громко кричите.
Охрана выполнила приказ. Под крики «Измена!» в открытые ворота крепости, как и ожидалось, рванули остатки кавалерии армии Шогу, за конниками устремились пехотинцы.
Правда, как оказалось потом, у Шогу имелся в резерве конный батальон, который он использовал чуть позже.
Когда конница въехала в ворота, загорелись обложенные соломой деревянные постройки, а мои люди стали кидать в неприятельских всадников с крыш каменных домов горшки со смолой и огненной смесью.
Жуткое зрелище! Смешались вместе кони, люди. Множество скакунов неприятеля задыхались в дыму и горели вместе со своими всадниками. А стрельцы повстанческой армии осыпали их мушкетными выстрелами.
В бой вступала проникшая через не закрытые ворота пехота Шогу. На неприятеля бесстрашно устремились мужики. Солдат брали на рогатины. А один рыжебородый крестьянин-здоровяк так ударил огромной дубиной гвардейца, что у того аж голова треснула, мозги брызнули на землю. Богатырь от сохи опять с такой же яростью ударил по голове воина, присланного усмирять народный бунт.
Первая линия нашей обороны оказалась относительно успешной, хотя без потерь не обошлось. Вот с разрубленной головой падает рослый стрелец, его соседу распороли саблей живот, рыжебородому крестьянину с огромной дубиной отсекли руку.
Но неприятель намного быстрее терял людей. Воины освободительной армии дрались умело. Я командовал боем. И был горд собой! Не каждому суждено встать во главе армии, да еще одержать ряд славных побед! Сомнений, в том, что и на сей раз все получится, как задумывали, не было никаких. Видно, не зря Боги выбрали именно меня для революции в параллельном мире. Подобные военные подвиги сложно было бы совершить моему брату без меня, хотя и он — незаурядный человек.
Меж тем генерал Лавр, заместитель и друг Шогу, командуя своими воинами, въехал в ворота крепости. Здесь его уже ждали. Пара стрельцов-снайперов практически одновременно попали в знатного генерала. Он упал с коня, чтобы больше никогда не подняться. Умер быстро и не так мучительно, как тысячи его воинов, сгоревших заживо, подстреленных стрельцами или посаженных на вилы мужиками в пекле и давке кровавой битвы.
Русские мужики в своей ярости беспощадны, они настрадались от режима и не щадили его защитников, даже тех, кто поднимал руки вверх и падал на колени.
На этот раз я не препятствовал расправам. У меня не было больше резона обременять себя пленниками. Мое человеколюбие кончилось, хотелось быстрее добить это войско и идти на Москву.
Война ожесточает. Нет, лично я не убивал безоружных и тех, кто пытался сдаться в плен. Но сейчас это делали за меня другие. Уничтожали противника, выполняя приказ не брать пленных. Мой приказ. И от этого было противно на душе. Но куда девать пленных? Чем их кормить? Тюрьмы и так переполнены. Продовольствия в городе не хватает. Но отпустить бывших защитников режима на волю — то же не вариант. Они ведь враги, среди них много убежденных в величии Нитупа гвардейцев, которые могут опять воевать против нас, смести после нашего ухода лояльную нам новую власть города Новгорода.
Я сомневался: может, все-таки зря отдал такой приказ? Но убеждал себя в том, что войн без уничтожения не бывает, что отданный приказ не брать пленных — всего лишь необходимость в создавшихся условиях, больше такой жестокости не будет. Однако мерзкое настроение не могли скрасить даже успешный ход боя и появившаяся на командном пункте рядом со мной Аленка. Ей тоже мой приказ и бойня были не по душе. Но девушка попыталась успокоить меня:
— Не переживай! Человек родится для того, чтобы умереть. Боги посылают людей на Землю для исправления. У нас после смерти остается бессмертная душа, мы избавляемся от темницы собственного тела и уходим в лучший мир.
Я уже слышал эту принятую здесь религиозную теорию, в нее продолжали верить мои бойцы, но теперь, глядя на Аленку, искренне ответил ей:
— Твое тело больше похоже на дворец, чем на темницу! Ты радуешь людей своей красотой, тебе не нужно умирать до глубокой старости.
Девушка задумчиво сказала:
— Да, моя красота — она пока со мной. Но когда я буду старой, красота увянет, мой облезший и обрюзгший дворец тела станет отвратительным. Старость хуже смерти, она уродует людей, а ты помогаешь воинам уходить в лучший мир молодыми.
Меня речь красавицы успокоила не сильно. Бой все больше походил на истребление, я даже стал жалеть, что Шогу оказался простаком по моим понятиям.
Хотя атака неприятеля явно захлебывалась, они не смогли прорвать даже первую линию обороны, однако отступить для правительственного войска означало проиграть повстанцам не только это сражение, но и в перспективе всю войну, а биться до последнего — погибнуть
