все. Разбойники и тут есть, и на них списать можно многое.
— Придумаем, мин херц, нам сейчас всех заговорщиков имать нужно, потом отпустим… на время. Не беспокойся — все окажутся у меня в замке, а там никто их косточек не найдет.
Меншиков говорил тихо, но в голосе была такая уверенность, что Петр только кивнул — в нем он нисколько не сомневался. И понимал, что тут Ливония, не Москва — если предать суду, то осудить на смерть будет трудно, а ссорится с ратушей и ландтагами пока невместно. Лучше напугать, чтобы на уступки пошли и раскошелились, а от справедливого воздаяния никто не уйдет, все мукам и смерти будут преданы. Но чуть попозже…
— Ваше величество, принц Петер и принцессы спят, — дверь приоткрылась, и в кабинет вошла княжна Кантемир, дочь господаря Молдавии, который со своими боярами после несчастного Прутского похода восемь лет тому назад перебрался в Москву, где он ему выделил вотчину. Теперь князь в Риге, послом от царя Алексея, а дочь состоит статс-дамой при его детях, заменила им мать, днюет и ночует с ними, и учит многому. Княжна ведь образована лучше любого аристократа, говорит на полудюжине языков, умница и собою писаная красавица. Он часто с ней беседовал вечерами, находя в этом удовольствие — отдыхая душой. Но впервые посмотрел на нее как на будущую супругу, что подходила во всем — и еще знатна, брак не будет мезальянсом. Блудить с девчонкой, что была в него искренне влюблена, Петр не собирался. И голос охрип, когда Петр Алексеевич произнес:
— Останься со мной, ты мне нужна…
Мария зарделась, склонилась, а Меншикова уже в кабинете не было. Исчез Александр Данилович, да так ловко, что он и не заметил…
Была у царя Петра любовница Мария Гамильтон, получившая от него последнее «наставление», пусть и необычное…
Глава 31
— Подарок твой, Алешка, царский — что тут еще скажешь. Об одном только жалею, что стал ты моим недругом, и обиду на меня имеешь, как и я на тебя. И не вместе дела вершим, а порознь, и не продолжателем свершений моих ты стал, а погубителем…
— Не торопись обвинять, «герр Петер» — думаю, что ты своими указами и реформами мог неимоверный вред принести державе нашей, и в будущем времени это ой как аукнулось!
Алексей прищурился, пристально глядя на «родителя» — глаза встретились, и скрестились, словно острые шпажные клинки в этом незримом поединке. И через полминуты Петр первым отвел взгляд, не выдержав, натянуто усмехнулся, пожав плечами:
— Не Алешка ты, совсем иным стал. Муж зрелый, в себе уверенный, зело крепкий и рачительный. Хоть одно облегчение — держава моя в надежных руках. А то, что ты дар видения имеешь, то я давно знаю — успел убедиться в твоей правоте не единожды. Посему скажи, какое зло я сотворил, о чем сейчас не ведаю, ведь трудов и сил своих телесных не жалел.
— Регулярная армия нужна, мануфактуры тоже — тут спора нет. А вот то, что реформаторство твое хаотичное, сегодня одно, завтра другое — вроде как для исправления, а через год третье, то суета бестолковая, хрень полнейшая. Планов у тебя громадье, токмо они не продуманные, сиюминутные — оттого и постоянно меняются дела, вернее «делишки» твои. Зуд реформаторский у тебя, на все кидался, будто вшей торопливо вычесывал. Время ушло зряшно, а сколько сил и средств напрасно растрачено, и говорить не приходится. Но это полбеды — беда в другом. И в том тебе нет прощения!
Алексей Петрович остановился, медленно закурил папиросу, посмотрел в раскрытое настежь окно, за которым светлела летняя «белая ночь». Они сейчас находились в «Монплезире», любимом дворце бывшего самодержца в Петергофе. Отдал он его «родителю», как и всю правобережную часть Петербурга, а к ним в дополнение все оставшиеся полдесятка линейных кораблей с парочкой фрегатов подарил, не гнить же им в здешних водах. Так что избавился вовремя, и вроде как по случаю — «герр Петер» женился на княжне Марии Кантемир, дочери бывшего господаря Молдавии, что было встречено всеми европейскими монархами с пониманием и крайне одобрительно. Всн же теперь супруга знатная и образованная дама, а не полковая шлюха из чухонских непотребных девок.
Балтийский флот в прежнем виде Алексею был без надобности — зачем содержать линейные корабли и фрегаты, тратить на постройку сумасшедшие деньги. Ведь тридцать пять тысяч полновесных талеров на каждый многопушечный корабль уходит. Деньги на ветер, вернее в воду, когда каждый рубль с полтиной в казне на счету, бросать он не желал категорически. Но и без кораблей обходиться тоже нельзя, мало ли что «соседушкам» в голову втемяшится. Потому крепостные форты имелись, и сам остров Котлин напоминал крепость, да и небольшой флот в восточной части Финского залива нужен. Пусть из небольших кораблей — фрегатов, шняв, галер и яхт. Везде в заливе острова разбросаны, особенно к северу. На самой Неве песчаные банки да мели, любой корабль с большой осадкой просто не пройдет, а потому «шхерный флот» настоятельно нужен. Пусть верфей осталось пара, но они работали, без надрыва и спешки, понемногу, и на строительство шел только сухой лес. К тому же для нах на берегу строили закрытые эллинги — за зиму стоявшие во льду суда быстро сгнивали и приходили в негодность.
Вот такая у Петра Алексеевича была пресловутая «рачительность» — от нее сплошные убытки!
— Не веришь? Так ответ простой — ты хотел чтобы русские на европейцев походили, но так как весь народ одним махом не переделаешь, решил дворянство и боярство приохотить к «ценностям», которые считал значимыми, а на самом деле они ничего не стоят, и хуже того — вредны! Я не говорю о технических новшествах — все эти станки и механизмы, корабли и пушки, ружья и подзорные трубы зело полезны. Но так и дед мой, родитель твой тоже самое вершил, но без всяких «пьяных соборов», без непотребства этого. Да и брат твой Федор Алексеевич, дядя мой тоже многое свершил за свой короткий срок правления — и кафтаны венгерские носили, и без всякого насилия ему в угоды бороды сбривали,
