– Выехать из города могут только те, у кого есть специальное разрешение.
– Какое-такое разрешение?
– Ну, пропускать мы можем лишь тех, кого отпускает султан, – довольно поддакнул другой, когда тот, наконец, плюнув, возмущённо полез в карман, чтобы отсчитать ему монеты.
– И давно приказ такой?
– Да уж давненько. Видать, кого-то задержать хотят.
– А хорошая сумма посодействовать не может? – юноша покачал перед жадными глазами туго набитым мешочком.
– Пожалуй, пожалуй…
Но победитель странной игры в плевки тут же стукнул проигравшего, протянувшего руки за нежданным богатством:
– А нас потом накажут!
– Да никто и не узнает! – тихо ответил тот.
– А если этот паренёк и есть тот самый, кого приказано задержать?!
– Глупости!
– Вы долго будете шептаться? Берёте деньги? – с тревогой перебила их Доминик.
– Ну… Вот что сделаем – сейчас мы быстренько отправим кого-нибудь к начальнику дворцовой стражи, а он нам сразу даст разрешение на выезд. Вот и поедешь, и монетки нам свои отдашь… за помощь…
– Глазам не верю! – вот, кажется, и он сам!.. Видишь, тебе сопутствует удача! – прищурился первый, всматриваясь вдаль.
Действительно, вернувшиеся к лошадям мамлюки, смекнув, в чём дело, кинулись по следу пропавшего коня. А узнать у многочисленных прохожих, в какую сторону направился изящный белогривый скакун, оказалось не так уж сложно. Так что Доминик, оглянувшись, тоже увидела Селима, который мчался прямо к ней.
Её лицо вытянулось, но она тут же взяла себя в руки. Как только мамлюки приблизились, она воскликнула:
– И долго я должна вас ждать?! Сначала бросили меня на базаре, а теперь тут ещё из-за вас стой! Я хочу покататься вокруг города, а эти неучи меня не пускают. Давай, Селим, скажи им ты, что там говорится-то!..
Она смотрела надменно и как-то свысока, а внутри дрожал страх – вдруг они не поддадутся на эту имитацию приказа, на её уверенность, которая должна показать, что она имеет право требовать?..
Мамлюки нерешительно переглянулись. И только Селим был слишком спокоен.
Конечно, она не знала, что творилось в его голове. А он просто помнил, как пришёл к султану и повинился в том, что сражался с ней. Помнил слова владыки и холод приставленной к горлу сабли… Защиту Заира и отсрочку… И затем – мгновение, когда его простили. Маленький незапоминающийся миг, который вернул ему свободу, и огромную злость из-за того, что ему пришлось вынести такой позор! И ему было всё равно, что это она просила за него, потому что это из-за неё он провинился: если бы не её прихоть, ему не пришлось бы стоять перед владыкой на коленях, признаваясь в своём проступке! Прихоть женщины, которая своими легкомысленными желаниями почти привела его на плаху!
«И она желает чего-то ещё?! Она ненавидит меня так сильно, что хочет любым способом уничтожить доверие ко мне султана!», – с чёрной злобой подумал Селим, но сдержанно поклонился, чтобы у госпожи не зародилось ни тени сомнения в его преданности.
– Прошу прощения за нерасторопность! Но и дальше поехать мы не можем – владыка приказал мне ни при каких обстоятельствах не покидать город.
– При чём тут я?! Прикажи пропустить только меня, и я с удовольствием прокачусь в одиночестве!
– Я должен везде вас сопровождать. И раз мне запрещено пересекать эти ворота, значит, и вам придётся поискать развлечений в другом месте, – он ещё раз поклонился, но эта вежливость её не обманула – она прекрасно поняла, что это означает лишь одно: её саму приказано не выпускать из города. Причём, уже давно…
Она закусила губу и промолчала. Ещё немного поездив по улочкам, она убедилась, что теперь мамлюки слишком бдительны, и направилась обратно во дворец.
В конюшне она расседлала Аженти, прошлась влажной губкой по его коже, почистила щёткой. Подождала, когда конюхи принесут овса, и ещё какое-то время смотрела, как тот ест. Больше здесь делать было нечего; нужно было возвращаться в ненавистные покои. Но, выходя, она заметила, что рядом с пустым стойлом, где ещё недавно стоял конь тамплиера Бедвир, в своём стойле всё ещё стоит Аселет, конь Пьера! Поняв, что тот не покинул дворец, она поспешила к нему.
– Кто запретил тебе уехать? – спросила она, резко захлопнув за собой дверь и ожидая чего угодно, самого худшего! – но совсем не такого ответа:
– Я обещал, что не оставлю тебя.
Она медленно, устало опустилась на стул.
– Они всё равно бы поняли, что ты решила. Иначе к чему бы мы с Гильбертом оставили тебя здесь одну? – тепло, по-дружески усмехнулся он. – Тебе же тут не нравится, они это знают. А так будут думать, что уехавший недоволен лечением…
– Не прощу себе, если с тобой что-то случится, – сказала она, пристально глядя в тёплые верные глаза.
– Я всегда буду в порядке! – он снова по-доброму усмехнулся.
Ей не удалось его убедить. Пьер был упрям, и, устав от споров, она вернулась к себе, чтобы, ворочаясь, снова и снова перебирать идеи о том, как вырваться из такого, кажущегося свободным, плена. И не прошло и пары дней, как она вновь отправилась на базар, уже как настоящая госпожа – в красивом наряде, в экипаже, со свитой.
Понимая, что теперь стражи будут следить ещё тщательней, она взяла с собой и несколько служанок, надеясь, что мамлюки будут не так бдительны, зная, что рядом с госпожой есть ещё слуги. Но на деле она добилась лишь того, что за ней следило больше глаз: Бухзатан, предупреждённая, что госпожа может потеряться в ворохе базарных вещей или в толпе, не отходила от неё ни на шаг, как и остальные.
Проторчав здесь уже несколько часов и не найдя способа, как отсюда можно было бы сбежать, Доминик ощутила, что голова её начинает гудеть – так много вокруг было движения и шума. Толпа живой волной текла одновременно во все стороны, как беспокойная река, не выбравшая, в какую сторону ей направиться. Улочки базара, выложенные разными товарами, тканями, предметами, тянулись вдаль; у рядов со специями стояли густые насыщенные ароматы; голоса прохожих, зазывал, музыка, призывы торговцев, сливаясь в один сонм, звучали как заклинания…
– И голос сада, наполненного шумящими пчёлами, пьющими благоухающий нектар, подобен сладостному потоку, проходящему через сердце слышащего! – не удержавшись, прошептала Доминик, поглощённая магической атмосферой восточного базара.
Поняв, что больше ничего не соображает, она растерянно оглянулась.
В ближайшей лавке она увидела вполне приятного торговца. Покупателей там было мало, и этот уголок показался ей сейчас оазисом спокойствия.
– Наряды на любой вкус! Тонкий шёлк, яркие цвета… – повысил он голос, видя, что госпожа в сопровождении множества слуг направилась к нему, и надеясь на большой навар.
Правда, даже он изумился, когда та, недолго думая, сказала, что покупает всё, что у него есть! Служанки зашептались, мамлюки недоуменно переглянулись, и только Бухзатан обрадовалась, решив, что госпожа, наконец-то, приходит в себя и теперь будет носить только красивую одежду, а не тот странный костюм мужского покроя, который она одевала чаще всего. Но Доминик наряды покупала не от скуки и не для собственного удовольствия, а лишь чтобы слуги убедились: она на самом деле привыкает жить по их правилам. И хоть на базаре возможности сбежать она не увидела, но вполне убедилась в том, что спрятаться в этой кутерьме можно, – причём, так хорошо, что никто и не найдёт!..
