довольно быстро.
— Верно, — говорю я, переводя взгляд на Камиллу, которая избегает смотреть на меня. — Теперь я хочу, чтобы вы написали эссе о том, какой орган, по вашему мнению, является самой легкой мишенью в бою и как бы вы поступили, чтобы остановить его функционирование. Будь то с помощью яда, нападения с ножом или любым другим способом, который вы можете придумать. — Я оглядываю классную комнату. — Выберите жизненно важный орган с самым быстрым и эффективным способом уничтожения и убийства вашего противника.
Некоторые ученики ворчат, как всегда, когда задают сочинение. Но у меня не хватает терпения стоять перед классом и все время говорить об органах, когда Камилла Морроне даже не смотрит на меня.
Я знал, что было ошибкой связываться с кем-то настолько невинным, даже если понимал, что она мазохистка. Нужно быть мазохистом определенного типа, чтобы смириться с моим уровнем испорченности. А я позволил своей жажде крови взять верх, навсегда отпугнув ее от себя.
Я должен быть рад. В конце концов, после секса я редко хочу повторения, но с Камиллой это все, о чем я могу думать. В глубине души я знаю, что это потому, что, хотя Камилла была девственницей и совершенно не подозревала о своей склонности к боли, я никогда не был с женщиной, которая так соответствовала бы моему ритму как она.
Возможно, страх и оттолкнул ее от меня, но не потому, что она испугалась, а потому, что ей не понравилось то, что она узнала о себе. Ей трудно смириться с тем, что она получала удовольствие от таких первобытных, развратных наслаждений, на которые я открыл ей глаза.
Я сажусь за свой стол и беру верхнее эссе из стопки сочинений младших классов с урока пыток, которые мне нужно проверить. Однако с трудом могу сосредоточиться на словах передо мной, поскольку все они, кажется, сливаются воедино. Такими темпами я ничего не успею сделать, и во всем будет виновата Камилла.
Никогда в жизни я не был так зациклен на другом человеке. Я крепче сжимаю карандаш в руке, и стискиваю челюсть, желая стереть из памяти восхитительные образы ее обнаженной и окровавленной. Он ломается пополам, вырывая меня из гневного тумана, в который я погрузился.
Блядь.
Камилла наклоняется к Наталье, и я срываюсь, понимая, что мне нужно поговорить с ней после занятия, пока я не сошел с ума.
— Что именно такого важного Вам нужно обсудить во время моего урока, мисс Морроне?
Она поворачивает голову в мою сторону и ее глаза расширяются.
— Прошу прощения, сэр. Я просто задала Нат вопрос о задании.
Я встаю и подхожу к их столу.
— Кто дал задание?
— Вы.
Я киваю.
— Так что, если у Вас есть вопрос по заданию, кому Вы должны задавать его?
Ее губы сжимаются, когда она смотрит на меня.
— Вам.
— Именно. Теперь, что за вопрос?
Ее щеки заливает темно-красный румянец, пока она таращится на меня.
— Это неважно. Нат уже ответила.
Я сужаю глаза.
— Значит, Вы солгали про вопрос, связанный с заданием?
Она качает головой.
— Нет, я же сказала Вам…
— Я видел, как Вы говорили, мисс Морроне, но мисс Гурин не произнесла ни слова в ответ, прежде чем я вас прервал. Так что либо Вы лжете, либо у Вас каким-то образом развились телекинетические способности.
Класс хихикает над этим.
Ее плечи опускаются, и она тяжело вздыхает.
— Ладно, я солгала.
— Останетесь после занятия.
Я отворачиваюсь и возвращаюсь к своему столу, чувствуя облегчение от того, что она дала мне возможность остаться с ней наедине. Я заставляю себя сосредоточиться на сочинениях на столе и выкинуть Камиллу из головы, хотя бы до конца урока.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем звенит звонок и все ученики встают, за исключением Камиллы. Я наблюдаю за тем, как она хмурится над своим эссе, избегая смотреть на меня.
Я смотрю, как студенты выходят из класса, ожидая, когда последний отвалит и оставит меня наедине с моим не таким уж невинным завоеванием. Как только дверь со щелчком закрывается, я позволяю себе вернуть свое внимание к Камилле.
Теперь она смотрит на меня отсутствующим взглядом, ожидая, что я заговорю.
Я не произношу ни слова, когда встаю и иду к ее столу.
Ее глаза расширяются от страха, чем ближе я подхожу, и садист внутри меня наслаждается этим. Оказавшись в сантиметре от ее стола, я останавливаюсь и скрещиваю руки на груди.
— Что Вы можете сказать в свое оправдание, мисс Морроне?
Ее глаза сужаются.
— Я уже извинилась за то, что разговаривала на уроке.
— И что именно ты говорила Наталье?
Она качает головой.
— Это неважно.
— Я хочу точно знать, что ты сказала, Камилла.
Её горло подрагивает.
— Просто констатировала, что урок был скучным до чертиков.
Я рычу на это.
— Правда?
Она кивает.
— Да, сэр.
— Что ж, возможно, мне нужно сделать его немного более захватывающим. — Я провожу рукой по челюсти. — Немного практичнее. — Я разворачиваюсь и направляюсь к двери в подвал. — Следуй за мной.
Когда не слышу ее шагов, я останавливаюсь и оглядываюсь через плечо.
— Я не могу спуститься туда, только не после того, что…
— Ты можешь и ты сделаешь это. Или я потащу тебя вниз, брыкающуюся и кричащую.
Она пристально смотрит на меня, словно оценивая, правду я говорю или нет. Наконец, она сдается и встает, нерешительно следуя за мной.
Я открываю дверь подвала и спускаюсь в темноту, возбуждение покалывает внутри меня.
Она у меня именно там, где я хочу. Меня не волнует, что она этого не хочет. Я зашел слишком далеко.
Я предупреждал ее не играть со мной, но она была непреклонна. Теперь ей придется иметь дело с последствиями.
Оказавшись в подвале, я оборачиваюсь.
— Снимай одежду, всю до единой.
Она сердито смотрит на меня.
— Я же сказала, что не хочу…
— Сейчас же, Камилла. Я предупреждал тебя, во что ты ввязываешься, а ты продолжала настаивать. Снимай одежду, пока я не срезал ее с тебя.
Идея не такая уж непривлекательная. На самом деле, какая-то часть меня хочет, чтобы она бросила мне вызов, только чтобы я мог достать нож.
— Ты — гребаный мудак.
Я с рычанием подаюсь вперед, крепко обхватывая ее рукой за горло.
— Разве так разговаривают со своим профессором? — Приближаю свои губы к её губам на расстояние сантиметра. — Ты будешь делать то, что тебе говорят или да поможет мне Бог. — Я чувствую, как учащается ее пульс под моими пальцами, и это делает меня тверже. — А теперь перестань
