не провожали. Я сел в машину и упёрся лбом в руль. Чокнутый день. Боже, надо поговорить с Полиной. Я выехал на проспект и встал на час в пробку. Телефон Поля по-прежнему игнорировала. Хотя, скорее всего, я у неё вообще в чёрном списке. Вот всё это за мои косяки. Мне даже удача не благоволит. Я притормозил возле дома Полли и вылез из машины. Пока возился с матерью, время перевалило за полдень и неизбежно стремилось к трем. Я поднялся и стал звонить в дверь. Никто не открывал. И я решился на вандализм. Вытащил связку ключей. В квартире было тихо.
— Полин, — крикнул я из коридора, — давай поговорим…
Тишина была мне ответом. Её не было дома. Да чёрт возьми! Где её носит? Я вернулся в машину и закурил. Просидел, наблюдая за подъездом, до четырёх. Полина не пришла.
Телефон завибрировал, и я принял вызов. Срывающимся голосом секретарша произнесла одно слово:
— Налоговая…
Ну твою мать! Всё в один день! Да чтоб всё проклято было.
Я завёл машину. На подъезде к офису пришло смс от главного бухгалтера: «У нас всё хорошо. Не торопись». Очень вовремя.
Я всё равно поднялся в офис. Однозначно Демьян гадит по мелкому, чтобы и не критично, но побольше паники.
Антонина Викторовна сидела в моём в кабинете и что-то щёлкала на компьютере. Я сел в кресло для посетителей и уточнил у главного бухгалтера:
— Как наши дела? — чёрт, я даже не умывался ещё сегодня. Антонина Викторовна спустила очки и поверх них рассмотрела меня. Ей не понравилось.
— Не переживай. Это камеральная проверка. Интересны не мы, а один наш поставщик. Сейчас я соберу все данные и всё. Нам просто письмо пришло, а твоя эта… — Антонина Викторовна махнула рукой не приёмную. — Панику навела.
Я подпёр подбородок кулаком. Всё в один день. Это я так конкретно карму себе загадил. Но думать можно долго, поэтому я, уточнив, что всё в порядке, покинул офис примерно через час. По пути заехал за цветами, выбрал белоснежные фрезии. Зачем-то снова купил корзинку клубники. И вернулся к Полине. Она уже была дома. В окне мелькала пару раз, но я не рисковал подняться. Просто сидел в машине и смотрел на окна. Не знал, что сказать. Но сказать-то что-то надо.
Думай, думай.
Я дважды ударился лбом в руль и выдохнул в потолок. Полина не просто сегодня ночью со мной была. Она впервые была собой. Без рамок и условий. И документы всего лишь показатель, что развод — он должен быть по канонам общества, но я любить её не перестану. Никогда.
Телефон завибрировал, и я на автомате, взглянув на иконку с адресатом «Тёща», принял вызов.
— Макар, добрый вечер, — произнесла скупо Галина Ивановна. Я понять не мог, какого чёрта она звонит мне, когда чуть ли не в лицо говорила, что я не пара её дочери. Говорила, но терпела, относилась как к неизбежному злу.
— Здравствуйте, — выдавил я, всё ещё пытаясь разобраться в мотивах матери Полины.
— Мне сегодня звонила твоя мама, — начала тёща, а я закатил глаза. — И вот я всё знаю.
Повисло молчание, и хорошо, что это не видеозвонок, иначе все бы поняли, что я ни черта не понял.
— И что? — задал я резонный вопрос, дотягиваясь до бардачка и вытаскивая новую пачку сигарет. Зашуршал плёнкой.
— Как это что? — задохнулась тёща. — Я бы сказала это лично Полине, но она игнорирует мои звонки.
Прикурил. Затянулся дымом с ароматом шоколада.
— Что сказали бы? — из приличия уточнил я, но вот чуял же, что неспроста решили со мной пообщаться.
— Что вы поступаете безнравственно, — рубанула Галина Ивановна, и я подавился дымом.
— В каком смысле?
— В том, что нельзя вам разводиться! — категорично заявила тёща.
— Почему?
— Это неправильно. И пойдут слухи. И вы даже не представляете какой это позор — ребёнок, рождённый не в браке. Что скажут люди?
— Мне плевать!
— И ты туда же! Ладно, у Полины гормоны и нервы. Но ты-то как можешь так говорить? Что вы за люди такие, что всегда стремитесь опозорить…
Я выбросил остаток сигареты и, выдохнув, сказал:
— Я изменял вашей дочери. Это достойная причина для развода.
Сказал и ничего не услышал в ответ. Ни проклятий, ни рыданий. Ничего. Но я должен был признаться. Иначе невозможно.
— Знаешь, Макар, — медленно начала тёща. — Я, конечно, всё понимаю, дело молодое… Но нельзя вот так из-за одного адюльтера рушить всю жизнь…
До меня не сразу дошло, что имеет ввиду тёща, потому что я просто был шокирован. Это насколько надо зависеть от мнения окружающих, чтобы даже перед таким поступком делать вид, что всё в порядке?
Я не понимал. Покачал головой.
— Галина Ивановна, я изменял вашей дочери. Для неё и меня это весомая причина для развода. Я не отказываюсь ни от ребёнка, ни от Полины. Но мы сами решим, что делать со своей жизнью…
Вроде бы не нагрубил же? Нет?
— Макар, вы слишком поспешно действуете. Возможно, пройдёт время, и вы пожалеете о таком поступке. Сломать быстро. А вот строить долго…
— Я вас услышал, — я мягко вклинился в спасительную речь тёщи. — Но повторю, это наше дело, разводиться или нет. До свидания, Галина Ивановна.
Я сбросил звонок раньше, чем мне попробовали возразить. Вот вам и аристократия, вот вам и попытка сделать довольную мину при плохой игре. Мерзость.
Я поднял глаза на окна квартиры. Свет был в зале от бра.
Надо сходить.
Я вытащил букет и корзину с клубникой. Поднялся на этаж и замер у двери. Вот что я ей скажу? Полина, прости я идиот? Полина, я не хочу разводиться, но даю развод, потому что хочу показать, насколько ты мне дорога? Полин, ну мудак я!
Я поставил корзину на коврик. Положил сверху под ручку букет. Постучал в дверь. И пошёл вниз.
Не могу.
Рано утром водитель, которого я отправил к Полине, позвонил.
— Доброе утро. Полина Андреевна
