мне старпёр-соблазнитель, — но ты действительно сообразительная. Да, Маркова выбрала Ивана, и я приложу все силы, чтобы они были вместе. Любой ценой. Поняла?
— Конечно, — киваю без промедления.
Мне его идея и самой очень нравится. Пусть Ванюша растворится в новых отношениях, захлебнется и утонет. Главное, забудет про меня, окончательно и бесповоротно. И я буду так счастлива, так счастлива, как ни один из Игнатовых себе даже не представляет.
— Ну, раз поняла, иди к Павловой, пиши заявление на увольнение. Я сам заверю. И проваливай прямо сегодня. Без отработки. Иначе, уберу по статье. Повод найду, не сомневайся. Еще и такие рекомендации дам, что даже уборщицей устроиться не сможешь. И к Ивану не суйся, иначе намеками цветов дело не обойдется. Любовниками тебя обеспечу по самое «не хочу».
Сжимаю кулаки, заставляя себя стоять на месте и сохранять непринужденную улыбку.
Но как же сильно хочется рвануть вперед и расцарапать мерзкую рожу «царя-самодура». Это он мне, считай, в открытую угрозы одну за другой швыряет. А я проглатываю.
Скотина!
— Вообще-то, Сергей Сергеевич, Вы слегка опоздали. Заявление я уже написала и Мельниковой отнесла. Как раз перед визитом к Вам.
Как же он меня бесит, боже!
Но я продолжаю улыбаться и говорить. Ни за что не позволю ему напоследок меня унизить.
— А что касается Киры Георгиевны, так зачем ее беспокоить. Я прямо сейчас лично для Вас еще одно настрочу.
Без приглашения выдвигаю стул, присесть на который за всё время разговора мне никто не предложил, и, в наглую взяв с царского стола лист бумаги и ручку, сажусь.
На нервах рука подрагивает. Но я не спешу. Закидываю ногу на ногу. Поддергиваю рукава блузы и, прикусив изнутри губу, чтобы собраться и переключиться с нервного озноба на легкую боль, вывожу уже привычный текст.
Чувствую, что сальный взгляд Игнатова-старшего следит за каждым моим жестом, мимикой. Скользит, изучает. Но не реагирую. Помнится, познакомившись с Денисом, я вспоминала про железные нервы, без которых в «Слайтон-строй» не обойтись. Как же была права.
— Пожалуйста, — расписавшись и звонко поставив точку, протягиваю заявление самодуру. — Визируйте.
— Приветствую!
— Доброе утро!
В этот же момент раздается из-за спины.
Не успеваю собраться. Вздрагиваю. Один из двух голосов мне слишком хорошо знаком.
Но, к счастью, мой испуг никто не замечает, потому что Игнатов-старший моментально преображается. Расплывшись в слащавой улыбке, он подрывается из кресла и бежит встречать дорогих гостей.
Оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Иваном, обнимающим свою невесту.
— Оленька, какая радость, что ты пришла. Проходите, ребята, не стойте на пороге, — воркующий голос генерального бьет по нервным окончаниям. — Я сейчас попрошу Киру Георгиевну приготовить нам чай. Или кофе будете? Ах, какие у нас есть пирожные.
Интересно, только я вижу всю неестественность поведения Сергея Сергеевича?
Впрочем, какая мне разница? Хотя нет, сыночек тоже на батьку зыркает странно, а потом вновь на меня взгляд переводит, точнее на лист бумаги, который я так и держу в протянутой руке.
— Что это?
Вопрос Игнатова-младшего вылетает одновременно с моим.
— Не буду мешать, документ оставлю на столе.
Спешу выйти. Противно находится в обществе, где все личности без исключения вызывают лишь отвращение. Да и к тому же больше не за чем. Я ж уволилась.
Не успеваю. Ивану неймется. Забыв про Маркову, он подлетает вплотную ко мне, выхватывает заявление и, вчитавшись, цапает за плечо.
— Надо поговорить!
— Нет!
Это уже я.
— Иван! В чем дело?
А это его невеста.
— Сынок, мы все решили. Вера Владимировна захотела уволиться, — а вот и папаша-царь-говнюк.
— Думаю, она поторопилась.
Даже не думая меня отпускать, бывший жених берет направление к выходу.
Семеню следом, мечтая закатить скандал, но сдерживаюсь. Перед Марковой до жути не хочется унижаться. Тоже мне лебл@дь из высшего общества.
— Мы ненадолго, Оля, попей пока с папой чая. Я скоро вернусь и поедем в ресторан.
Фыркаю.
Пипец, идиллия.
От меня тогда чего надо?
— Забудь про увольнение, — а вот и требование.
Его Игнатов-младший озвучивает сразу, как только с силой вталкивает в свой кабинет. А затем еще и начинает наступать.
— А если нет?
Вздергиваю подбородок и стою на месте.
Надоело бояться и отступать.
— Сядешь по уголовному делу.
Глава 28
— Сяду в тюрьму, если уволюсь? — приподнимаю бровь. — Ваня, а тебе не кажется, что твоя логика немного хромает? На обе ноги сразу, если что.
Хочется, конечно спросить прямо, используя могучий русский язык, не уху ли он ел… но кто знает, не слетит ли у него в очередной раз кукушка.
Провоцировать мужчину, с каждым днем всё больше открывающегося с самых отвратительных сторон, не охота. Я не настолько рисковая. Но разобраться перед уходом насовсем — нужно.
Нет, я не пугаюсь угрозы, сути которой не понимаю, и точно не планирую падать в обморок. Но расставить все точки над «i» считаю необходимым.
— Обычно, Вань, угрожают увольнением по статье, если работник отказывается писать заявление по собственному. Ну, вот как твой отец это сделал, к примеру. А не наоборот.
— Он тебе угрожал?
Пф-ф-ф, сдуваю челку со лба. Кто бы сомневался, что он пропустит этот момент. На то и расчет был. Внести лишний раздор в осиное гнездо Игнатовых — сам бог велел.
Я тоже не белая и пушистая, а рыжая и задиристая.
— Это не имеет значения, — отмахиваюсь, — заявление я самостоятельно написала. Еще до того, как он меня вызвал. Уже отдала Мельниковой.
— Значит, пойдешь и заберешь, — произносит негромко и так спокойно, пугающе спокойно, что еле сдерживаю желание передёрнуть плечами.
Бывший жених стоит посреди кабинета, расставив ноги на ширине плеч и положив ладони на бедра. Поджарый, красивый, в дорогой одежде и обуви. Весь такой элегантно-мужественный, стильный, знающий себе цену. И удивительно отталкивающий.
Я не узнаю его взгляд. Он другой. Не тот, что раньше — теплый и располагающий, нет, холодный и будто безразличный.
И как-то само собой приходит осознание, что Иван, пусть и мой одногодка, но сейчас выглядит старше чуть ли не на десяток лет. Выглядит не мальчиком и не парнем, который долго ухаживал и веселил забавными шутками, не мужчиной, покупавшим на завтрак круассаны и вечно забывавшим закрывать тюбик зубной пасты, а прожжённым дельцом, просчитывающим каждый свой шаг и думающим на несколько ходов вперед, человеком, готовым ради цели переступить через любого, вставшего на его пути.
Мой боевой задор заметно гаснет, уступая первенство осторожности. Слишком уж серьезен Игнатов-младший, слишком уж уверен в себе.
— А если не заберу, то как?
— Если не заберешь, Вера, то
