сразу понял, что ему безразлично абсолютно кто, куда и к кому пройдёт. Но, оказалось, доктор, оставшийся в больнице на второе подряд дежурство, был вполне адекватен и, выслушав сбивчивый рассказ Алишера, сказал Марине:
– Ты поднимись, скажи этой Насте, чтоб спустилась. Только не говори, что к ней этот парень пришёл. Меня по такой ерунде больше не зовите.
Доктор снова удалился в свой кабинет, Марина пошла за пациенткой, а Алишер про себя восхитился смекалкой доктора: "Какой врач молодец! Сообразил, что Настя может не захотеть меня видеть".
Через пять минут по лестнице спустилась Анастасия в сопровождении медсестры. Алишеру она показалась ещё краше, чем была несколько дней назад. На ней был короткий фланелевый халатик с цветочками, такой домашний и уютный. Худенькие ножки обуты в такие же милые мягкие тапочки, а волосы были по-домашнему растрёпаны после сна. Настя подошла к Алишеру. Она, казалось, была не удивлена его приходом. Они стояли друг против друга и молчали. В коридоре все диванчики были заняты больными, ожидающими приёма врача или в ожидании результатов рентгена или чего-то ещё. Людям, которых привезли ночью на "скорой", каждого со своей болью, со своей проблемой, было не до разглядывания двоих молодых людей, робко глядящих друг на друга и не знающих, что сказать… И двоим медсёстрам было тоже не до них. Они сновали из кабинета в кабинет, по очереди что-то писали в журнал, общались с больными, провожали их до лифта, кого-то укладывали на каталки. И ещё постоянно звонил телефон на столе. Несколько раз выходил к больным Николай Сергеевич, тоже не смотрел в их сторону. В конце концов медсестра, та имени которой Алишер не знал, обратилась к ним обоим:
– Ребят, вы если хотите поговорить, идите во-о-он туда, в конец коридора и налево. Там, возле эндоскопического кабинета стул стоит. И никого нет пока.
Настя с Алишером направились в указанном направлении. Над дверью кабинета с надписью "ФГДС" висело табло, на котором сверкало слово "входите". И стоял один стул напротив двери. Настя села на стул, Алишер сел на корточки у её ног. Он обнял её колени и положил голову на них. Так бы и сидел ещё долго, так как не мог надышаться родным Настиным телом. Но девушка высвободила свои ноги, и Алишеру пришлось встать.
– Зачем ты пришёл? – спросила она.
– За тобой. Сейчас ты пойдёшь и соберёшь свои вещи. Мы уходим отсюда. Ты станешь моей женой и родишь мне ребёнка. Вернее, нам. Ты же не сделала ещё аборт?
– Не сделала. Но почему ты решил, что я простила твоё предательство?
– Не предательство, а ошибку. Прости меня. Я понял, как сильно тебя люблю. Я не могу без тебя жить. Я просто испугался, – Алишер старался говорить как можно увереннее и твёрже.
– Я больше не верю тебе. Ты и в другой раз можешь испугаться. Когда начнутся трудности. Что тогда я буду делать, когда буду с ребёнком на руках?
– Ну разве то, что я разыскал тебя, среди ночи приехал за тобой сюда, не доказательство моей любви? Мне нужно было время, чтоб всё обдумать.
– И что ты надумал?
– Вот что. Пока ты беременная, будешь ходить в свой колледж. А работать буду я один. Днём на стройке, ночью буду дежурить вместо сторожа деда Егора. Он уже старый, ему тяжело, давно уволиться собирается. Когда родишь, поговорю ещё с нашим руководителем узбекской диаспоры. Рустам-ака, помнишь я о нём рассказывал? Он добрый, всем нашим помогает. Это он мне место на стройке нашёл. Попрошу его, чтоб на рынок меня устроил торговать фруктами. По выходным буду там работать. Потом, когда ребёнок будет в садик ходить, а ты работать начнёшь, я пойду попробую в институт поступать. На заочное. Хочу на прораба или инженера учиться. Думаю, что прокормим сына. Я всё для этого сделаю.
– Ну, допустим. А как же твоя мама, родня в Узбекистане? Твои Рахим, Наргиза и Шахло?
Тут пришла очередь Алишера удивляться. Настя помнила имена его брата и сестрёнок! А ведь он всего однажды их упоминал, а так постоянно просто ласковыми именами называл всякими. А Настя, оказывается, помнила, как их зовут. Вот ведь какая она! Настенька его.
– Рахиму скоро шестнадцать. Он недавно звонил мне и сказал, что его дядя в бизнес взял, он теперь по ночам лепёшки в пекарне печёт, чтоб наутро продавать. По выходным. Он же в училище на повара учится. В армию всё равно его не возьмут из-за плохого зрения. Так что он скоро тоже сможет матери помогать. Ну я тоже немного денег отсылать буду.
– А как же твой род? Сам говорил, что надо на своих жениться, – не унималась Настя.
– А, это… Ну, не знаю. Позвоню маме, всё объясню. Скажу, что ты не русская, а татарка. Что тебе в детском доме такое имя дали – Анастасия.
Девушка засмеялась.
– Ты мне веришь, любимая?
– Да!
Настя встала и крепко обняла Алишера. Он поцеловал её в губы.
– Так что давай, иди за вещами и мы уходим, – заключил он.
– Не могу.
– Почему это?
– Какой же ты глупый, Алишер. Неужели ты думал, что я своего ребёнка стану убивать? Нет! Ни минуты я об этом не думала.
– Тогда почему ты здесь, в этой гинекологии лежишь?
– Аборт тут ни при чём. Когда я с тобой поссорилась, у меня от нервов два дня живот сильно болел. Вот я испугалась, что малыша потерять могу. Пошла к врачу в поликлинику, мне и направление дали в больницу, чтоб подлечиться. Мне капельницы делают и уколы для сохранения беременности. Лечат, понимаешь?
– Настя! Какая же ты у меня… Спасибо Аллаху, что мне тебя послал. Это я струсил, дурак такой! А ты… Долго тебя держать тут будут?
– Нет, врачи меня сегодня весь день наблюдали, сказали, если буду покой соблюдать, то через неделю выпишут. После первой капельницы мне лучше стало, и боли прошли.
– Честно? Ты правда не сделаешь аборт?
– Разве я тебе когда-нибудь лгала?
– Тогда давай нашего сына каким-нибудь именем назовём, чтоб оно не совсем русское было, а?
– Давай! Я предлагаю имя Тимур.
– Классно. Тимур Закиров. А если дочь родится?
– Про дочь я пока не придумала, – ответила Настя, и Алишер заметил, как счастливо сияют её зелёные глаза. Такие умные, глубокие, прям бездонные.
– Эй, молодые люди! – закричала медсестра Марина из кабинета приёмного покоя. – Вы ещё там? Закругляйтесь давайте!
Влюблённые попрощались до завтра. Перед тем, как разойтись, они ещё минут пять стояли неподвижно обнявшись и думая не каждый о
