сменилось волнением перед первой игрой.
Катя открыла дверь и на мгновение застыла, вбирая в себя воздух, свет, краски живого зала, совсем не похожего на утренний муляж.
С высоты верхней площадки винтовой лестницы поток гостей казался живым, бурлящим месивом. Море людей. Шум. Азарт. Нервные игроки, вымотанные крупье.
У покерного стола волнение усилилось настолько, что Катя не могла заставить себя взглянуть на игроков, только на спину дилера, которого ей предстояло сменить. Высокий, прямая осанка; очень четкие, быстрые, сотни раз отработанные движения.
Она стала рядом, чуть позади него. Крупье повернул голову. Черноволосый, светлокожий, голубые глаза. Уголки его губ приподнялись.
– У вас новый дилер, – сообщил он игрокам и, уступая место Кате, едва слышно шепнул: «Удачи!»
Магическое слово. После которого все будто стало немного проще.
Лица первых игроков Катя не запомнила. Она смотрела на них, но думала только о том, как правильно нарезать стеки, раздавать карты, считать выигрыш. Катя затылком ощущала острый взгляд инспектора, особенно внимательно следившего за новенькой. Руки дрожали, голос не слушался, и казалось, что все до единого знают о ее первом дне. За четверть часа, пока следующий крупье не коснулся ее плеча, она прожила пару жизней.
Перерывы проскакивали по щелчку пальцев, время у игорного стола растягивалось, как жевательная резинка. С каждым выходом, казалось, получалось все хуже, все медленнее. К счастью, она ни разу не ошиблась. И, к счастью, проигравшие были, скорее, расстроены, чем агрессивны. Хорошо, что никто не запустил в нее пепельницей – она бы не увернулась.
В конце смены Катя чувствовала себя такой изнуренной и разбитой, словно неделю курьером разносила по городу документы. Даже после дня беспрерывного копания картошки в огороде она не испытывала такой физической усталости. Катя сидела на скамейке, прислонясь к гардеробному шкафчику, и ей казалось, будто что-то тяжелое и теплое обволакивает ее голову, мешает думать, притупляет ощущения.
– Как тебе музыка? – услышала она мужской голос и открыла глаза. Странное чувство: словно ее разбудили в собственной постели.
Голос принадлежал голубоглазому дилеру, которого она сменила за столом в покер. Катя не смогла вспомнить, какое имя было написано у него на бейдже, сегодня тест на внимательность она бы точно не прошла.
– Какая музыка?..
– Ну, музыка, которая играла сегодня в зале. Французский хип-хоп. У нас новый ди-джей.
Она не слышала музыки, только считала и смотрела на руки – свои, игроков, на фишки и карты. Считала и смотрела. Считала и смотрела.
– …А под утро он поставил колыбельную. Шутник. И темп игры сразу замедлился. Заметила?
Катя улыбнулась, чтобы не отвечать «нет».
– Мы идем с ребятами расслабиться после смены. Пошли с нами, – не унимался дилер.
Катя прикрыла глаза.
– Не могу. Меня ждут дома.
– В такое время дома все спят. Лишнего часа никто и не заметит. А если не будешь расслабляться после такой работы, через месяц сбежишь. Или крыша поедет.
– В другой раз.
– Ладно.
Катя почувствовала, как что-то холодное коснулось ее руки, и открыла глаза. Дилер протянул ей стеклянную бутылку с пивом.
– Обещай, что выпьешь. Не хочу, чтобы через пару дней тебя заменили на какую-нибудь грымзу.
– Обещаю, – Катя подтвердила обещание глотком. Стало легче.
Вышла на улицу. Долго стояла, допивая пиво. Дышалось легко. Идеальная погода: не жарко и не холодно, не ясно, не дождливо. Воздух пах свежестью, проникающей ночью с полей.
Мимо промчался пустой троллейбус.
Катя поднесла прядь к носу и вдохнула.
Ну и гадость.
Даже от Яна во времена курения пахло лучше.
Улыбнулась.
Где этот Ян? Дрыхнет?
Сделала еще несколько глотков, стоя на том самом крыльце, рядом с которым когда-то скупила у старушки едва ли не все цветы. Потом медленно пошла в сторону дома.
Светало.
* * *
Он очнулся от странного звука: что-то позвякивало в ухе. Звук быстро нарастал. Ян скривился, ощутив холод металла под щекой, и с трудом разлепил оплывший глаз. Второй не поддался.
Ян лежал на рельсах. Поезд мчался на него из темноты. Доли секунды понадобились, чтобы понять, что к чему. И еще какое-то время, чтобы заставить тело ему подчиниться. Ян сбросил себя со шпал, а дальше по инерции кулем скатился с насыпи. Еще до того, как он коснулся травы, мимо промчался поезд, хлестнув по лицу теплом и запахом мазута.
Некоторое время Ян еще лежал, глядя на небо, высокое, черное. Луна то венами проступала сквозь облака, то снова пряталась. От земли тянуло холодом.
Странно, что его не утопили прямо там, в озерной жиже.
Тогда бы наверняка. Может, спугнул кто?
Попробовал нащупать в кармане бумажник. Каждое движение отзывалось болью в ребрах и висках так сильно, что Ян едва сдерживал стоны, кусая опухшую, с привкусом крови, губу.
Бумажника, конечно, не оказалось. Мобильного тоже. И не было сил поднять голову, чтобы выяснить, где он находится. Ян так и лежал с закрытыми глазами, пока от холода не начали стучать зубы. Тогда, опираясь о локоть, он заставил себя сесть. Было ветрено, Яна покачивало. Или просто в голове гудело, а тело жило своей жизнью.
Встал на четвереньки. Усмехнулся, представив себя со стороны, и поплатился за это острой болью в уголке губ. Смешок прервался тяжелым грудным кашлем. Застонав, Ян прижал руку к груди – в том месте, где, казалось, осколки ребер пытались проткнуть легкие.
Дополз до столба. Опираясь о него, кое-как приподнялся. Чернота. Только где-то вдали то ли мерещилось, то ли тусклая луна и в самом деле высвечивала деревню – без единого огня. Ян, полусогнутый, прижимая ладони к грудной клетке, двинулся дальше. Вдохи и выдохи старался делать пореже и потише, чтобы облегчить боль.
Казалось, с каждым шагом деревня удалялась. Но через очень долгое время – час, два, три – Ян дошел до крайней хаты. Оперся о калитку, сполз по ней. Отдышался.
Теперь еще бы найти живую душу.
Снова поднялся. Дотащился до крыльца, по капле выжимая из себя последние силы, и увидел, что дверь заколочена. Как и окна соседнего дома. Липкий холодный пот стекал по шее и позвоночнику. Если деревня мертвая, он может живым и не выбраться.
Оторвав от забора штакетину, висящую на одном гвозде, уже не сдерживая стонов, Ян оперся на нее, как на костыль, и поплелся дальше.
– Эй… Кто-нибудь… – хрипел он, но вокруг стояла леденящая тишина.
Доковылял до железных ворот, саданул пару раз кулаком. Металл отозвался гулом. С ближайшей вишни взметнулись, осыпав в темноту ягоды, мелкие птицы.
– Эй… – крикнул он снова и осознал, что голос звучал только в его голове.
