Прежде чем коснуться шкатулки, кардинал дрожащими руками натянул белые хлопковые перчатки. Поставив реликвию на крышку сейфа, он повторил движения, которыми Джон Тайлер научил его открывать шкатулку, и осторожно достал завернутый в ткань потир. В ушах пульсировала кровь, грудь вздымалась от каждого удара сердца. Кардинал Януччи перекрестился, моля Бога сделать его достойным того, чтобы касаться Чаши Христа.
Он открыл титановый чемоданчик и достал копию Грааля, аккуратно завернул ее в ткань с символами тамплиеров и убрал в шкатулку. Затем поместил Чашу в выемку, вырезанную в пенопласте внутри чемоданчика, закрыл крышку и поставил кейс возле сейфа. Вернув шкатулку на место, кардинал снял перчатки и засунул их в карман, одновременно осматривая сейф. Все на месте. Он коснулся сенсора локтем, и подвал тут же погрузился во тьму. Потом медленно закрыл дверцу сейфа и набрал комбинацию цифр.
Тыльной стороной ладони Януччи смахнул пот со лба и нагнулся за чемоданчиком.
— Ваше Преосвященство! — раздался голос у него за спиной.
Кардинал застыл.
— Да? — произнес он, не поворачиваясь.
ЗВОНОК
Коттен вытянулась на разобранной кровати и закинула руку за голову; в другой руке она держала телефонную трубку.
— Тебе придется ехать в Рим? — спросила она Джона.
— Вряд ли, я ведь только что оттуда. И, по-хорошему, мне там нечего делать.
— Когда они изберут нового Папу?
— Конклав должен собраться не раньше чем через пятнадцать дней после кончины прежнего. Чтобы все кардиналы, которые имеют право голоса, успели добраться до Рима. Также это дает время уладить все организационные и политические вопросы и, конечно, устроить погребение. Мне кажется, это примерно неделя.
— А они составят какой-нибудь список, вроде номинаций? И вообще, что нужно, чтобы стать избранным?
— Теоретически, можно избрать любого мужчину-католика.
Коттен устроилась поудобней, подвинула локоть под голову.
— Так просто? Любого католика? Я думала, нужно подняться по иерархической лестнице — сначала стать простым священником, затем епископом, кардиналом или что-то в этом роде.
— Нет. Могут избрать любого католика. Конечно, после выборов ему нужно согласиться на эту должность. На самом деле это смертный приговор. Став Папой, нельзя уволиться, уйти на пенсию или взять выходной. Это на всю жизнь.
— Можно уточнить? Следующим Папой может стать Микки Фииджеральд, мой знакомый бармен из немецкой пивнушки? Он католик, хотя, может, и не самый ревностный.
— Точно. Только Микки — не основной претендент. Ставить надо на одного из старших кардиналов, кого-то вроде нашего приятеля Антонио Януччи, но хорошие шансы есть и у полудюжины других.
В телефоне пискнуло.
— Подожти минутку, — сказала Коттен. — Мне звонит кто-то ещё.
Она нажала, мигающую кнопку.
— Алло.
— Коттен, это я, — произнес Торнтон Грэм.
— Я говорю по другой линии.
— Можешь там перезвонить? Звонок влетает мне в копеечку.
Коттен раздраженно вздохнула:
— Ладно. — Ей не хотелось прощаться с Джоном, но Торнтон звонил из Рима. Наверное, это будет правильно. Она снова переключилась на первую линию. — Джон, звонит Торнтон. Он делает репортаж о смерти Папы, и позвонил из другой страны. Извини, я должна с ним поговорить.
— Конечно. Потом поболтаем. Она переключилась на Торнтона.
— Я слушаю. Надеюсь, это важно.
— Я соскучился. И дело не в расстоянии. Это пропасть, которую ты создала между нами. Я не хочу…
Коттен перевернулась на бок.
— Перестань. Пожалуйста.
— Но как? Думаешь, можно просто нажать на слив, и все мои чувства к тебе смоются в канализацию?
— Хорошо сказано, Торнтон. — Коттен закрыла глаза. Забавно, в этот раз ее беспокоит, что она причиняет ему боль, а не наоборот. — Я это сделала. И ты тоже можешь. Пора идти дальше. По-моему, будет лучше, если мы станем говорить только о работе. Кажется, мы об этом уже договаривались.
— Я забрел в какой-то бар и сидел там, думая только о тебе. Набрался смелости позвонить только после пяти или шести рюмок «Гранд Марнье».
— Мне это неинтересно, Торнтон.
— Я просто хотел услышать твой голос. — Он горестно вздохнул. — Ты знаешь, что я после тебя ни с кем не спал? О чем это говорит?
Коттен села.
— О том, что ты озабоченный, и звонишь ради секса по телефону. У тебя не сердце болит, Торнтон, а член.
— Да ладно, Коттен. Что обидного в том, что я скучаю по твоему теплу? Тут вокруг меня полно людей, а я мысленно слышу лишь твои вздохи, твои…
Она взглянула на часы. Девять.
— У тебя должно быть часа три утра. Иди спать. Ты перебрал ликера. Утром пожалеешь.
— Не пожалею.
— Поверь мне. Хватит болтать, отправляйся в номер и забирайся под одеяло. Я тебе помогу. С этой минуты перестану отвечать на твои звонки домой. И не оставляй сообщений на автоответчике. Я их узнаю по определителю номера и сотру, не прослушав. Если тебе нужно будет поговорить о делах, позвони на работу. Спокойной ночи, Торнтон. Увидимся, когда вернешься.
— Я не сдамся.
— До свидания.
КОД
Реактивный след маленького чартерного самолета, направляющегося в Новый Орлеан, светился в лучах заходящего солнца. Единственный пассажир, кардинал Антонио Януччи, одетый в черный костюм с пасторским воротником, сидел в широком кожаном кресле и смотрел на исчезающие внизу Богалусу и Пикайюн. Впереди, в темных водах озера Поншартрен, отражался закат.
После долгого перелета из Рима самолет сел на дозаправку в Нью-Йорке, и на борт поднялись два сотрудника таможенной службы США. Кардинал предъявил им дипломатический паспорт — напоминание о годах государственной службы в Ватикане.
Он ничего не декларировал.
Вскоре после взлета подали ужин, и он насладился кальмарами на гриле по-сицилийски, эскалопом из телятины с дикими грибами и половиной бутылки вина «Ревелло Бароло».
— Ваше Преосвященство, принести вам что-нибудь еще? — спросила молоденькая стюардесса перед тем, как пилот объявил о заходе на посадку.
— Нет, благодарю вас. — Кардинал был доволен и сыт, внутри потеплело от вина.
Януччи откинул голову на спинку сиденья и стал думать о том, как две ночи назад в Секретных архивах столкнулся с префектом. Кардинал объяснил ему, что на следующее утро улетает в Америку навестить родственников, и хочет привезти им подарки: четки и священные символы, которые касались Святого Грааля. Этого оказалось достаточно, чтобы убедить префекта в невинности своего полуночного визита в Архивы. Умно, подумал он.
