плечи горят от напряжения, но даже это не помогло мысли отпустить. Я просто не понимаю… правда, не могу понять, как ни пытаюсь. То ли это подстава какая-то, то ли правда все. Не хочу думать, что правда, но, блядь, я же глазами своими видел! Из машины вышла, он подошел, букет взял, поцеловал, она стояла, не брыкалась. Что еще думать-то?
Иду за машиной к мастеру абсолютно убитый, не спал ни минуты, голова раскалывается. Хорошо, что тачку уже починили, быстро, хоть где-то без косяков.
Забираю ее и еду в спорткомплекс, до тренировки полчаса осталось, а сегодня и земля, и лед. Комбо, мать твою. Тренировки с Крохой мне как раз не хватало.
Кроха… Сердце мне как по щелчку разбивает, даже не говоря ничего. То посмотрит холодно, то отвернется, когда взгляд ее больше жизни нужен, то с другим на моих глазах поцелуется.
За что я ее полюбил?
За красоту. За характер. За кепку идиотскую эту, которую она на работу постоянно таскает. За то, что Антошей называет и заботится обо мне. За то, что сдается, что перестает стены между нами строить. Да… за все, вообще-то.
Не знаю только теперь, есть ли в этом хоть какой-то смысл.
Захожу в раздевалку, там еще никого, кроме Сереги. Убитый сидит, как будто умер кто-то. Здороваюсь, а он ноль внимания.
– Серый, ты в порядке?
– Аленка уехала. В другой город, навсегда, – говорит потухшим голосом, продолжая сверлить взглядом пол.
О, просрал счастье свое? Как знакомо… Но я хотя бы пытался Крохи добиться, а этот дурак только и ходил молча, слюни пускал.
– Наглее надо быть, Серый, чтобы девушки от тебя не уезжали.
– Что-то я не вижу, чтобы тебе твоя наглость в отношениях с Сергеевной помогала.
– Мы просто не показываем. – Потому что показывать уже нечего, да, Антон? А если бы и было, все равно не показывал бы. Сколько всего у нас с Крохой было, у меня даже мысли не возникало перед пацанами этим хвастаться. Оля как принцесса в башне, а я дракон, и от всяких принцев ее охранять хочется. Херовый дракон я, выходит. И охраняю херово.
Идем всей толпой на улицу, на небе тучи, но дождя нет. Хотя обычно мы и по дождю занимаемся, если не сильно холодно, а сейчас лето, так что мешать не должно.
С трудом держусь, когда вижу Олю. Кепка, глаза прикрывающая, волосы в хвосте, спортивный костюм.
Только я ее знаю другой. В босоножках, с распущенными волосами и в красивом платье, которое она сама для меня снимала.
Смотрю на завязанный хвост и автоматически перевожу взгляд на свое запястье. Я тогда ее резинку в кабинете стащил и на руку надел, привык с первого же дня, даже забыл о ней. Снимать не хочется. Я все равно еще не разобрался ни в чем, чтобы Кроху из своей жизни вычеркивать.
На меня Оля не смотрит. Вообще делает вид, что меня не знает и всех нас впервые видит. Грустная, серьезная, красивая, как всегда. Хочется в глаза посмотреть, но идиотская кепка мешает. Оля еще так голову опускает, что лица вообще не видно.
Я всю тренировку чувствую напряжение между нами. Оля понимает, что я все видел. Я чувствую, что она понимает это. И мы как два немых и слепых человека, которых по рукам и ногам связали. Чувства внутри ураганом бушуют, и я уверен, что у Оли тоже. Она не без причины такая грустная, и я не верю, что ей плевать на очередной пиздец между нами. А был бы у нее мужик любимый, ей было бы плевать на меня. И вообще, был бы у нее кто-то, она бы не спала со мной, я уверен на миллион процентов. Возможно, я слишком слепо влюбился, но я хочу верить в то, что Оля не такая. Ну не могла она!
В конце тренировки уже привычная растяжка. И Оля подходит к каждому, помогая тянуться. Могу сказать, что штука реально действенная, мышцы болеть перестали, даже кататься и падать мы все стали лучше, чудеса.
Сегодня Оля не садится всем на спины, она подходит спереди и берет за руки, помогая тянуть. Меня раздражает, что она трогает каждого из мужиков, а еще бесит то, что обходит всех так, чтобы я остался последним. То ли подходить ко мне не хочет, то ли что, я не знаю. Но так гадко внутри…
Когда подходит ко мне – выдыхаю. Честно, думал, мимо пройдет, придумает что-то, чтобы не трогать.
За руки меня берет, а я дохну от теплоты этой. Пальцы тонкие, ногти длинные, от которых вся спина в царапинах. Тянет мне там что-то, а мне не больно вообще, я думать о боли сейчас не хочу даже. Оля рядом, а я ни сказать, ни сделать ни хера не могу. Были бы вдвоем, а так толпа мужиков… нельзя при них отношения выяснять, никто, кроме Савы и Колоса, не знает о нас, и как бы мне ни хотелось на весь мир заявить, что в эту совершенно невыносимую девчонку я влюблен, делать этого лучше не стоит.
Тянусь и чувствую пальцы Крохи на запястье своем. Поднимаю глаза и вижу, как она свою же резинку трогает, чуть оттягивая и с легким хлопком возвращая обратно.
– Не мешает на тренировках? – спрашивает. Часы, браслеты, мы все снимаем. Резинку я не трогаю.
– Талисман мой, – отвечаю и наконец-то ловлю взгляд, полный боли и отчаяния. – Не сниму никогда.
Она встает сразу же. Клянусь, что вижу, как стирает слезу со щеки, говорит всем спасибо за тренировку и сбегает, скрываясь в спорткомплексе.
Просто издевательство какое-то происходит, я иначе сказать не могу.
– Кто курить? – спрашивает Сава, и я встаю с ним и Колосом, уходя за здание. Мы переместились на пару метров, чтобы не дымить в кабинет Крохи, но, когда идем мимо ее окна, я отчетливо слышу тихие всхлипы. Хочется разнести весь спорткомплекс к херам.
Вот что она плачет? Из-за того, что я все узнал? Из-за того, что не сможет вертеть мной? Или все-таки из-за того, что то, что я увидел, было на самом деле чем-то другим?
Нужно поговорить. Но не сейчас, после тренировки. И если Оли не будет в комплексе, поеду к ней домой. До льда полчаса, я банально не хочу портить себе и ей настроение еще сильнее, и так хуже некуда. Организм сдает, я спать хочу, выяснение отношений сейчас никому не пойдет на пользу.
Достаю сигарету и ловлю
