class="p1">— А меня Света, — только и успела вставить своё имя приезжая.
— А меня — тётка Катерина, — неожиданно раздался довольно зычный голос от соседней изгороди, через дорогу. Оттуда за встречей фельдшера уже велось пристальное соседское наблюдение. Забыв о неразвешанной стопке выстиранного белья, Катерина оценивала ситуацию, исходя из каких-то своих мерок.
— Пойдём, значить, Света, к нам, попьёшь чаю с дороги. А потом начнёшь обустраиваться. И не крути носом, пойдём. Дед у меня уж и чаю наварил, и картошки нажарил, поклюёшь. — И тётка Арина демонстративно отвернула Свету от бабки Катерины.
Светка и не думала крутить носом. Есть с дороги хотелось, а перспектива перехватить жареной картошки и вовсе окрылила. О продуктах из дома она и не подумала. Схватив ключ со столика, она рванула за тёткой Ариной.
— Не закрывай. Нихто тут не шкодит. Моды такой нету, — скомандовала та и пошла впереди.
В соседской квартире за столом с газетой в руках восседал дед, похожий на домового, — глянцевая лысинка в коричневых пятнах, будто мох на крепком камне, пушок над ушами, голубые улыбчивые глаза, почти спрятанные в бесчисленных морщинках. Светке почему-то вспомнился врубелевский Пан из иллюстрации в «Крестьянке».
При виде своей хозяйки и молодой стройной особы Пан бросил на стол газету, втянул живот, распрямил плечи и шагнул к ним. Выставив церемонно руку, похожую на суховатый корень старой лесины, представился:
— Ляксандр Петрович!
— Ой, куды там с добром! «Петрооович!» Дед Саня, да и всё, — осадила тётка Арина дедовы политесы. — Слава те, Господи! Встретила, — доложила бабка запросто иконе в углу и, перекрестившись, занялась столом.
Петрович поставил на стол сковородку с жареной картошкой, хозяйка споро налила чай. По кухне она крутилась, как заводная, то и дело отталкивая ногой кота с пути.
Нарезала хлеб, сало, занесла из сенцев чашку сметаны. Потом поставила на стол горочку блинов, которые стояли на закрайке печи и были такими уютно-тёплыми, источавшими кисловатый запах дрожжей, что у Светки защипало в глазах.
«Совсем как дома», — подумала она, присаживаясь на табуретку.
Дружным кружком по-семейному уселись за стол. Даже кошак, проскользнувший с крылечка в дом, поотирался у ног хозяйки, выпросил себе рыбы, припасённой для него в специальной чашке в холодильнике.
— Видал чо, гальянов клянчит. Душа винтом! Балует его Санька, — беззлобно ввела в курс дела тётка Арина. И тут же, без перехода, перескочила на волнующую её, видать, тему:
— Ты вот чего, девка. Стены-то у нас тонкие. Давай без кобеляжу, — поводила на столе вилочкой замысловатые узоры. — Прежняя-то докторица тут такое вытворяла, что хоть из дома беги. Хорошо, что уехала. — И подчеркнуто сурово положила вилку на стол, как бы выставляя шлагбаум между той фельдшерицей и этой.
— Понятно, тётя Арина, — рассмеялась Светка — Мне бы к работе привыкнуть. Учёба — одно, работа — другое.
— Известное дело. Все с этого начинают, — поддакнул и Петрович. Супруга строго глянула на него, мол, знаток! Дед молча схватился за газету, пряча усмешку в губах.
— Давай не стесняйся, а то внук прилетит с работы, и не успеешь, — подтолкнул он Светкину руку к сковороде. — Внук с нами живёт.
Ужин у соседей получился знатный. С холодным молоком, румяной жареной картошкой, блинами, намытой свежей зеленью первого лучка.
Придя в свои апартаменты, разительно отличавшиеся от пропитанных духом стряпни соседских стен, наскоро разложила у себя скромные пожитки, нагладила имевшимся в квартирке утюгом белоснежный халат. Полюбовалась стопочками своей одежды в почти пустом шкафу. Всё ей здесь нравилось. Даже эта суровая пустота на полках и в уголках радовала: у неё теперь своя взрослая жизнь и это ей теперь заполнять свои углы. И теперь в её шкафах и подушках не будет места слезам и переживаниям.
Наскоро побрякав умывальником, вчерашняя студентка упала в кровать. Засыпая уже, вспомнила, что надо было бы черкнуть матери письмецо, но сил уже не оставалось. «Можно и с почты завтра позвонить маме на работу», — только и успела подумать.
Едва коснулась подушки, как перед глазами снова замелькали сосны с островками припрятанного у стволов багульника, а под ногами, казалось, продолжали урчать внутренности усталого автобуса, переваривавшего дорогу.
А потом Светка куда-то стремительно провалилась, провалилась и выдернул её оттуда дикий петушиный крик.
Удивилась: «Откуда в автобусе петух?» — и открыла глаза.
На будильнике была половина пятого утра! Предвестники солнечных лучей только подсвечивали черемуху за окошком и голубенькие шторки, а само солнце, пожалуй, ещё только собиралось на работу и пока валялось за сопкой. Но петух жил своим временем!
— Да уж! — Света завернулась в одеяло поплотнее и проспала до самого будильника, приехавшего с нею в сумке — до семи утра.
Одеваясь, увидела в окно, как мимо забора проплыл на лошади веснушчатый пастух в порядком помятой широкополой шляпе.
Мычащие коровы торопливо, не особо нуждаясь в понуканиях, топали к степи, раскинувшейся за огородами. Задрав головы, втягивали ноздрями ветерок из-за поскотины. Пряные запахи влажной земли, преющей под солнечными лучами прошлогодней травы и первой, уже потянувшейся кверху зелени манили скотину на волю.
Минут через десять в дверь уже постучала тётя Арина. Со смешком прокричала из-за двери:
— Дохто-о-о-ор! Иди-ка чаюй с блинами, да за работу. Люди-то скоро пойдут. Им обещали с сёднишного дня приём.
— Неудобно, теть Арина. Я сварю сама. У меня тут всё необходимое есть! — путаясь в одёжках, прокричала Света.
— Иди-иди. Чо у тебя есть-то? Чайник и вода? Обзаведёшься хозяйством, продуктов прикупишь, потом и хозяйствуй отдельно, всё честь по чести.
Резон, конечно, в этом был. Кроме чайника, воды и пустой посуды, в Светкином жилье пока ничего не было. Продукты нужно было купить, разведав, где магазин.
Наскоро попив чаю у соседей, надела с вечера наглаженный халат, спрятала волосы под белый колпачок и, стараясь не волноваться, важно перешла в соседнюю комнату — на работу.
На крылечке медпункта, возле ещё не открытой двери, уже стояли пациенты: несколько пожилых женщин и двое парней.
К чести предыдущего фельдшера, документация и инвентарь были в образцовом порядке. Но в очереди на крылечке назревал шумок.
— Вы ж у нас, дамы, кто? Пенсионерки! Во-от, а мы — рабочий класс. Нам в рейс. Мы мигом, — басили мужские голоса.
Не успела Света повязать поясок на свой форменный халат, как в кабинет вошли два парня, которых будто нарочно собрали для демонстрации вариантов сельского мужского ассортимента: один блондин, с выгоревшими на солнце белыми волосами и раскрасневшимся на солнце носом, второй — жгучий брюнет с орлиным носом. Он у него соперничал длиной с козырьком кепки, сшитой из пестренького ситца.
— Доктор! Спасите, — с
