В душевой шумит вода. Это хорошо, не хотелось бы в последний момент нарваться на брата, который выходит из ванной. Силой он меня, конечно, удерживать не станет. Хотя, тут тоже не факт! Но, в любом случае, мозг выест основательно.
Максимально тихо выскальзываю за дверь и пробираюсь по темному коридору к выходу из корпуса общежития. На вахте никого нет. Отлично. Не хочу ни с кем объясняться, мне не десять лет, чтобы отчитываться, когда ушел и когда вернулся.
По территории кампуса еле иду. Хромаю и шатаюсь. Ненавижу это состояние. В один момент мне кажется, что план провалится просто потому, что я не добреду до осы. Доползаю на морально-волевых. Все же кто бы чего ни говорил, упрямство — это моя сильная сторона. Чуть ли не единственная сильная. Если бы не она я бы никогда не встал. И не смог бы передвигаться в экзоскелете так, что окружающие ничего не понимают, пока не видят мои золотые украшения.
Ругаюсь и взлетаю. Двигаюсь медленно, и всю дорогу стараюсь не лихачить. Сдержаться сложно, я привык гонять, и сейчас разочарование, отчаяние и разрушительная ненависть к себе, требует дать по газам и промчаться на грани возможностей. Проблема в том, что на данный момент мои возможности и возможности осы разнятся. И, как это ни печально, ориентироваться приходится на собственные силы, которые закончились, едва я заполз в душ.
Но до нужного места я все же добираюсь. Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы найти этот адрес. Но еще больше для того, чтобы решиться сюда приехать. Спокойный, не самый плохой район на окраине города. Узкие вымощенные улочки, высокие изгороди, увитые плющом, словно сказочные домики. Это не особняки элиты Госрскейра, но и не трущобы. Тут все мило и удобно: от лужаек перед домом до балконов, на которых стоят кадки с розовыми кустиками.
Оставляю осу за шлагбаумом и дальше отправляюсь пешком. Ночью удается проскользнуть незамеченным мимо символического пункта охраны, идти тут недалеко. Буквально два квартала и поворот направо. Но и этот путь меня окончательно выматывает. На миг жалею, что не отложил все до утра. Только вместе с рассветом придут сомнения, и я снова никуда не поеду.
Пожалуй, я не так представлял дом шэха. Более строгим, что ли. Но тут все так же, как и в домах по соседству. Розовые кусты, высокая изгородь, красная черепичная крыша, серый кирпич, дверь с колокольчиком и дорожка, ведущая крыльцу. Заношу руку, чтобы позвонить и у меня просыпается совесть. Три часа ночи не лучшее время для визита, если ты хочешь, чтобы тебя выслушали. Поэтому присаживаюсь на крыльцо на светлый и с виду вполне чистый коврик, приваливаюсь к перилам, прячу руки в рукава, нос в воротник, накидываю капюшон на голову и засыпаю.
Жестко, неудобно и холодно, но я все равно дремлю, изредка просыпаясь, чтобы сменить позу. Ночи сейчас пробирают до костей, особенно после относительно теплых дней. Но я упрямо сижу и жду. Где-то вдалеке небо уже начинает светлеть и продержаться осталось не так долго. Меньше, чем тут торчу. Из состояния алкогольного коматоза меня вырывает хлопнувшая рядом дверь и обеспокоенный голос.
— Эй! Эй, парень, ты что тут решил окочуриться?
Стаскиваю с головы капюшон и поднимаю глаза, чтобы в предрассветной дымке встретится со взглядом шэха, который тренирует Каро. А он ранняя пташка, к моему счастью, я не успел окончательно примерзнуть к крыльцу.
— Ты… — удивленно тянет он, цепляясь взглядом, как понимаю, за мои импланты. — Дар ведь? Правильно? Так тебя зовут? Ты что тут делаешь?
— А возьмите меня к себе… — тихо прошу я дрожащим голосом. Нет, не от волнения, просто похмелье, мороз и откат. — Тренироваться…
Смотрит с изумлением и усмешкой. Отчасти понимаю, сижу тут как бродяга. Жалкий, не протрезвевший до конца, замерзший.
— Нет уж, — Он качает головой. — Обдолбанных не тренирую… Ты выбрал не лучший способ набиться мне в ученики. Пришел бы как все нормальные в зал, тогда бы поговорили.
— А разве я нормальный? — указываю на свои импланты, но шэха это не впечатляет.
— Все равно не лучший способ.
— Я никогда и ни в чем не выбираю лучшие способы, — признаюсь я и вытягиваю ноги. Они затекли и онемели. Полночи просидеть на корточках — это жестко.
— Дар, я, правда, не берусь тренировать таких… — Шэх замолкает, пытаясь подобрать слова, а у меня ощущение, что получаю удар в солнечное сплетение. Жестко.
— Инвалидов, — выплевываю я с горечью. — Только вот я терпеливый и упрямый. Справлюсь, не хуже многих тех, кто без этих украшений.
— Ага, инвалидов. — Шэх не спорит, но мстительно добавляет: — На голову. Мне наплевать на твой экзоскелет. А вот тебе нет. Ты знаешь, что алкоголь и импланты несовместимы. У тебя толстовка в крови. Готов поспорить все болит, но ты все равно пил.
Он прав, я это понимаю. Как и понимаю, что выгляжу безответственным идиотом. Не поспоришь, я и правда такой, но должен попытаться убедить его дать мне шанс.
— Бесполезно говорить, что я не пью вообще, и вчера… это случайность?.. — без особого энтузиазма спрашиваю я.
— Ну почему же? — Он почему-то не уходит, хотя явно спешит. В руках кристалл от магмобиля, на плече спортивная сумка. — Охотно верю. Но это ничего не значит. Саморазрушение. Оно у тебя в крови, нельзя с таким в бой. Я не готов брать ответственность за адреналинщика. Пойми, ты сам не знаешь, когда у тебя сорвет крышу.
И это тоже правда, не знаю, как объяснить, что мне жизненно необходим кто-то, кто сможет удержать меня на том краю над бездной, где я балансирую с того момента, как вернулся из Монарко.
— Но мне нужно… мне нужно почувствовать себя живым, и я…
— Ты творишь всякую дичь, верно? — заключает он жестко.
Этот разговор дается намного тяжелее, чем я думал.
— Мне не нужно побед, не нужно сверх результатов, я хочу свободно двигаться в экзоскелете. Да, на тренировках будет больно и жестко, но это увеличит подвижность экзоскелета, и я смогу двигаться, почти не чувствуя его… мне это нужно…
— А если правду, — прерывает меня шэх, а я теряюсь. Потому что шел к нему именно за этим. Ну… или почти за этим.
— Но это правда.
— Нет, и ты прекрасно это знаешь. Это предлог. То, что тебе говорит разум. А что говорит сердце? Подумай, Дар, перед ответом, от этого зависит, возьму я тебя или нет. Понимаешь, в чем дело, парень. Мы всегда врем. Себе, кружащим. Всем… Но иногда себе врать недопустимо. От этого зависит жизнь и не всегда наша.
— Хорошо… — откидываю голову на спину дома, прикрываю глаза и закусываю губу. Не люблю выворачиваться наизнанку. — Мне нужно… нужно чувствовать боль, — наконец, признаюсь в своей слабости. — Она заставляет понимать — я еще жив. На тренировке можно контролировать этот процесс, а вне тренировок нет…
— Вне тренировок ты не можешь контролировать потребность в боли? — Шэх хочет дожать меня окончательно. Что же… он в своем праве.
Открываю глаза и смотрю на него, не таясь и открыто, выпуская собственных демонов, понимая, что сейчас демонстрирую всю, накопившуюся в душе тьму. Открываюсь перед ним больше, чем перед Китом, и тихо говорю:
— А я не хочу… только вот… боюсь, это меня рано или поздно убьет.
— Но и умирать ты не хочешь, так ведь? Вопрос, возможно, покажется тебе глупым, но мне нужно знать на него ответ.
— Не глупый. Я не знаю, хочу умирать или нет. Мне все равно. — Задумываюсь, пытаясь побороть нестерпимое желание закурить. — Но близкие мне люди слишком много приложили усилий, вытаскивая меня с того света. Я не имею права уйти из жизни самостоятельно. Это нехорошо по отношению к ним.
— Но случайно можно… — догадывается шэх.
Мне страшно, как глубоко он смотрит мне в душу, и я понимаю, после этих слов меня шэх пошлет, но все равно говорю:
— Да. И я постоянно ищу этот случай…
— Я не психолог, Дар… и не целитель. И уже говорил, что не люблю иметь дело с адреналинщиками. Все
