Книга Утерянная брошь. Исторический детектив - Алекс Монт

– Дело сиё и меня касается, господин Блок. Как-никак, а возле вверенного моему попечению Михайловского дворца тот рыжий второй ужо день трется. А посему увольте, но я вас сопровожу.

Приказав Смурному оставаться возле спрятанных в кустах удочек, они поспешили на парад.

Услышав расходившиеся волнами восторженные «ура!», студент начал проталкиваться в сторону полукружия царской ложи, чем вызвал неодобрительные шиканья стоявших в толпе. Оказавшийся рядом одетый под мастерового агент – здоровенный детина с ручищами кузнеца – не узнал Лиховцева и, больно ткнув Казимира в бок, посоветовал не пихаться. В тот момент прижатая к шинели и удерживающая снаряд рука студента невольно дернулась и он едва не обронил бомбу. Вынужденный полагаться только на одну руку, протискиваясь вперед, молодой человек оказался у цели, когда царь и его гости уже поднялись в ложу.

Когда император в окружении греческой королевской четы появился в ложе, пан Станислав был на распутье. Сделать прицельный выстрел сейчас и тем самым обнаружить себя или расправиться наперед с засевшим в кустах агентом, а может и казаком в будке, если тот высунет нос и придет на помощь филеру.

Охотничий инстинкт, однако, диктовал свою неукротимую волю. Впившись глазом в телескопическую трубу, Ржевуцкий затаил дыхание, наблюдая мельчайшие телодвижения самодержца, и не помышлял о филере. Держа в прицеле высокую, затянутую в парадный лейб-гвардейский мундир конного полка фигуру государя и сделав поправку на ветер, поляк собирался уж спустить курок, как царь неожиданно обернулся к восторженно приветствовавшему его народу у подножия ложи. Блиставшая на солнце каска Александра мешала застрелить его в голову, а кираса на царской груди принудила оставить планы поразить его в сердце57, и пан Станислав метил в шею и в незащищенную часть головы венценосца. Осталось лишь поймать мгновение, когда, пообщавшись с подданными, император примет прежнее положение или сделает нужное движение головой и подставится под смертельный выстрел.

Кавалерийские полки меж тем проходили церемониальным маршем, выстраиваясь лицом к Летнему саду, а затем единым строем поскакали галопом к ложе, имитируя атаку, и остановились как вкопанные в нескольких шагах от нее58. Находившаяся на трибуне публика на миг замерла, после чего разразилась бурными рукоплесканиями. В одном из кирасиров Чаров опознал Несвицкого и, махнув рукой князю, навел зрительную трубу на юго-западный край Марсова поля. Обозревая левый берег Мойки и перемещая трубу вправо, в сторону Екатерининского канала, на Тройном мосту он приметил две спешившие на парад фигуры, в одной из которых Сергей признал Блока. Приказав остававшемуся при нем агенту следовать за собой, судебный следователь сбежал с трибуны и, промчавшись с сотню шагов, перехватил шедшего навстречу в компании с есаулом полицейского чиновника, которые и посвятили его в события последних часов.

Расположившийся на берегу Мойки наблюдательный агент Смурной заскучал и решил дойти до ограды Михайловского сада, дабы перекинуться парой слов с казаком в будке. Возле липы ко лбу филера прилепился сорванный ветром лист, и, снимая его, он непроизвольно задрал голову. Черная фигура с ружьем в ветвях побудила Смурного выхватить лефоше и направить револьвер на стрелка. Щелчок взводимого курка явственно долетел до ушей поглощенного происходящим в царской ложе поляка, и он молниеносно среагировал на источник звука.

Филер поймал его пулю и, держась рукою за бок, успел сделать выстрел в ответ. Ожегшая ногу боль вызвала секундное помутнение в глазах пана Станислава, но он удержался на дереве. Вторая пуля уложила на землю подоспевшего на выстрелы казака. Не в силах оставаться наверху, Ржевуцкий кинул на Марсово поле сожалеющий взгляд и, прокусив от боли губу, спустился с дерева и упал без сил. Через считанные мгновения, оставляя кровавый след за собой, он отполз под куст орешника и зарылся в опавшей листве.

Бегущие по противоположному берегу реки стали очередной целью стрелка. Оторвавшийся на десяток шагов от основной группы агент, взятый в помощь судебным следователем, споткнулся на ровном месте и, схватившись за сердце, покатился к воде. Следующий выстрел положил казачьего есаула, тогда как последний был уготован чиновнику Сыскной полиции, коего узнал Ржевуцкий, но неожиданная осечка спасла Блоку жизнь. Отшвырнув винтовку, поляк перевернулся на спину и, сорвав с головы ненавистный парик, достал припасенный на сей случай кольт, заряженный одним патроном. Приставив дуло к виску, пан Станислав нажал на курок…

Шевеление в публике и ворчание возмущавшегося возле трибуны люда не укрылось от занявшего позицию у подножия ложи Шныря, и когда Казимир вынырнул из толпы, он столкнулся нос к носу с преградившим ему дорогу филером. Ухватив студента за поднятый воротник шинели, агент собирался дать условный сигнал и прокаркать три раза, дабы с помощью полицейских и сбежавшихся на его зов агентов обезвредить и связать студента.

«Убери руки, под полою бомба!» – отчаянно прохрипел тот, заставив Шныря разжать пальцы, чем тотчас воспользовался бомбист, нырнув обратно в толпу под карканье филера. Когда могучая лапа обряженного мастеровым шпика опустилась на плечо Лиховцева, тот резко присел, рука топтуна повисла в воздухе, позволив Казимиру выскользнуть из ее железных клещей. Ринувшись вон из толпы, он едва не опрокинул глазевшую на очередную атаку кирасир толстую белобрысую бабу, при этом левая, прижатая к шинели ладонь Казимира неустанно контролировала запихнутую под ремень бомбу. Добежав до Миллионной, он запрыгнул в коляску, крикнув вознице гнать на Троицкий мост. Не успел тот натянуть вожжи и пройтись кнутом по породистым холеным хребтам, карауливший тройку по приказу Чарова сотрудник навел револьвер на кучера, приказав оставаться на месте. Застывший с кнутом в руке и порядком струхнувший возчик оторопело взирал на револьвер, не понимая, что происходит.

«Я же сказал, гони на мост!» – грозно повторил Лиховцев, в то время как схватившийся за торчавшую из горла рукоятку ножа филер оседал на брусчатку мостовой. Этому приему, как и многому другому, научил его Князь, когда сошелся с Казимиром после инцидента с залетными бандитами у дома оценщика Трегубова. Окончательно дотумкав, что влип, перепуганный вусмерть кучер не посмел перечить опасному клиенту и, проклиная Любарского-младшего, сосватавшего ему Казимира, погнал лошадей, куда велено.

Когда тройка вывернула к памятнику Суворову и на сумасшедшей скорости понеслась на Троицкий мост, Шнырь с Фролом и агентом-мастеровым помчались на пролетке вослед. Запряженная орловскими рысаками тройка стремительно уходила от погони по свободному от экипажей мосту, с каждым метром увеличивая отрыв. Когда пролетка пересекала середину моста, тройка уж съезжала с него. Неистово работая кнутом, сидевший на козлах Фрол выжимал из пары взмыленных лошадей все, что они могли, грозя загнать несчастных животных. В эту секунду сотрудник-мастеровой начал палить из лефоше, пытаясь достать кучера тройки.

Тем временем крестьянин из Парголова Пекка Лахтинен с сыновьями вез груженые сеном возы на Сенную площадь столицы. Рассчитывая неплохо выручить за товар, он тщательно отобрал приготовленное к продаже сено и, нагрузив им телеги, тащился вдоль Кронверкского канала по примыкавшей к Троицкой площади набережной. Когда головная телега растянувшегося обоза заезжала на мост, замыкающая еще оставалась на набережной, как раздались выстрелы впереди. Испуганная пальбой лошадь, запряженная в крайнюю телегу обоза чухонца, тревожно заржала и, взбрыкнув, рванула в сторону, перегородив возом дорогу перед скакавшей во весь опор тройкой Лиховцева. Пытаясь избежать столкновения и не слушая отчаянных приказов студента, кучер поднял на дыбы готовых влететь в сенную скирду рысаков, в одночасье остановив бешеную скачку.

Обернувшись, Казимир увидал летевшую на него пролетку с преследователями. Решение пришло мгновенно. Расстегнув шинель, он вытащил из-за ремня сверток и, широко размахнувшись, метнул снаряд под копыта набегавших коней. Громыхнувший взрыв смертельно ранил животных, начинка из обрезков стекла, гвоздей и полотна пилы распорола им брюха, впилась в грудь и порезала ноги, а из опрокинутой на булыжную мостовую пролетки неслись проклятия и стоны. С восторгом и гордостью упиваясь произведенным результатом, Лиховцев оборотился к кучеру, намереваясь выбранить возницу и велеть ехать дальше, но козлы коляски оказались пусты. «Сбежал, подлый трус, теперь самому править придется», – плюнул