class="v">свободным называется.
Был в Варанаси аскет по имени Вамана[413]. Он изучил веданту, и, преданно следуя наставлениям гуру, усердно занимался йогой, так что постепенно овладел своим дыханием и отрешился от всех мирских страстей: одинаково взирал и на друзей, и на врагов, обретениям не радовался, о потерях не печалился, счастья не жаждал, в несчастье не горевал.
Узнав, что Вамана достиг такого состояния, преодолел все чувства и страсти, Бхагаван Нараяна был чрезвычайно доволен и обратился к нему со словами похвалы. Вамана же, услышав наяву голос Нараяны, возликовал и захотел большего: лицезреть Нараяну.
Вамана сказал: “О Бхагаван Нараяна! О всевидящий, всеведущий, вездесущий! Из любви к Твоему бхакту ты дал услышать мне Твой голос — так дай же мне и узреть тебя!” Шри Бхагаван сказал: “О мудрый Вамана! Я дам тебе узреть меня, но лишь в будущем твоем рождении, когда твое сознание полностью отрешится от объектов чувств”. Аскет сказал: “О Бхагаван! Разве я уже не вполне очистил себя, отбросив три желания[414]? Разве еще осталась во мне привязанность к объектам чувств?” Шри Бхагаван сказал: “О сын мой! Чувствам доверять нельзя: они могут вновь возбудиться, если соблазн окажется достаточно близок. Сейчас есть лишь один подвижник, чье сердце не возбуждается даже вблизи соблазна. Это Кришна-чайтанья[415], который живет в лесу Дандака[416]. Он уже в этом рождении узрит меня и обретет мокшу. Когда ты станешь подобен ему, тогда и ты узришь меня”.
Аскет подумал: “Неужели есть такой человек, который отрешился от желаний еще больше, чем я? Если он в самом деле существует, я должен его увидеть!” — и отправился в лес Дандака.
Там, неподалеку от города, в уединенном святилище Шивы, не тревожимом даже комарами, парамахамса[417] Кришна-чайтанья пребывал в состоянии самадхи. Он жил только тем, что приносили в святилище богомольцы, а сам никогда не ходил в город за подаянием. Увидев его, Вамана не поверил, что этот подвижник более, чем он, Вамана, отрешился от желаний. Оставшись вблизи святилища, Вамана подумал: “Интересно, сколь велика его отрешенность? Истинную природу человека можно узнать лишь длительным наблюдением. Поэтому подожду и посмотрю”.
И вот однажды, в ночь праздника Лакшми[418], раджа соседнего города, сойдясь с какой-то женщиной, забыл свою супругу-царицу. Царица же была женщина страстная и необузданная. Пылая гневом, она сказала своей наперснице: “Дорогая подруга! Выслушай меня! Раджа, мой владыка, занят лишь своими любовными страстями, а о чужих — и знать не хочет. Ушел к другой, а меня обездолил. Если в эту ночь праздника Лакшми я не наслажусь объятиями мужчины, то что толку в моей юности, что толку в моей жизни?!”
Наперсница сказала: “Госпожа! Твое желание не было известно мне днем. Поэтому я никого к тебе не пригласила. Теперь уже ночь, время свиданий, разве удастся найти кого-нибудь, кто был бы один? А ведь пригласить мужчину на любовную встречу можно лишь в доверительном разговоре наедине. Да куда же я сейчас пойду? Если женщина выходит ночью одна из дома — это у всех вызывает подозрение. К тому же ночью трудно оценить достоинства мужчины — а что за радость попасть в объятия недостойного и низкого человека? Нет, я ничего не могу поделать. Я знаю, правда, одного молодого мужчину, наделенного всеми признаками благородства и живущего в уединении, но он — саньяси”.
Царица сказала: “Ах, где он?” Наперсница сказала: “В святилище Шивы”. Царица сказала: “Идем скорее туда!” Наперсница сказала: “Идти туда бесполезно. Этот юноша победил все свои чувства. Нам не обратить его в веру любви”. Царица сказала: “Ах, если он молод, разве он может быть чужд любви?! Поистине:
Я, кроме Шивы, никого не знаю,
Кто победить способен Кама-дэву[419],
Но даже Шива стал отцом Ганеши,
Отдав супруге тела половину”[420].
Наперсница сказала: “Госпожа! Ты верно говоришь: воистину могуч Камадэва! Кто может отвергнуть красавицу, пришедшую ночью на тайное свидание?! Идем скорее туда! Однако я заметила, что этот юный саньяси — человек хоть и мудрый, но совершенно неимущий. Все его состояние — кусок ткани, которым он прикрывает свою наготу. Поэтому нам следует прихватить для него какие-нибудь ценные подарки. Ведь у бедных одно желание — разбогатеть”.
Царица сказала: “Так мы и сделаем!” Они взяли много золота и драгоценных камней, а также вещи, равно пригодные и для любовных забав, и для поклонения Шиве: цветы, кусочки сандалового дерева, листья бетеля, — и, сделав вид, что они идут совершать пуджу Шиве, наперсница повела царицу, жаждавшую объятий, в лес Дандака.
Там, в святилище Шивы, они увидели юного и красивого аскета Кришна-чайтанью, пребывавшего в одиночестве. Царица приблизилась к нему под предлогом совершения пуджи и сладострастными телодвижениями пыталась привлечь к себе его внимание. Но
Нежным звоном роскошных браслетов ножных, и походкой игривой,
И движеньями рук, пряди черных волос поправляющих ловко,
И улыбками томных, таинственных глаз молодой чаровницы
Побуждаемый, Мадана не одолел душу анахорета.
Наперсница сказала: “Твои чары на него не действуют. Что же делать? Не поговорить ли мне с ним без обиняков?” Царица сказала: “Поговори!” Наперсница сказала: “О саньяси! Почему ты не привечаешь эту молодую женщину, пришедшую к тебе в твое уединение? В таких делах самое большое, что может сделать женщина, это показать свое расположение. Все дальнейшее зависит от мужчины — от того, насколько он искусен в любви”. Сказав так, наперсница царицы разложила золото и драгоценные камни перед саньяси, а сама вышла из обители бога, оставив саньяси наедине с царицей.
Но вскоре она поняла, что сердце отшельника по-прежнему невозмутимо. Тогда, снова войдя в обитель бога, наперсница сказала: “О мужчина! Если в твоем сердце нет любовной страсти, то прояви хотя бы сострадание к женщине! Мучимая Кандарпой, она пришла искать у тебя прибежище — почему же ты пренебрегаешь ею?”
Отшельник сказал: “О сладкоречивая женщина! Что ты хочешь от меня? Зачем ты пришла ко мне — к тому, чье сердце твердо, как дерево или камень? Если ты охвачена любовной страстью, обратись к какому-нибудь другому мужчине и с ним удовлетвори свои желания. И забери свои драгоценности. Я — отшельник. К чему мне драгоценности? К чему женщины? Ведь известно:
Если аскет, отринув мир,
к богатству тягу ощутит,
Значит, аскезу он отверг,
в трясине жажды тонущий.
