если только Йегове молиться, а может, и бою ножевому? Дабы подкрепить силу слов силой стали.
— Меня обокрали, — уныло объявила Иустинья.
Пятахин, так почему-то я сразу подумал. Проник, как тать в ночи, и похитил у Иустиньи карманного формата подшивку журнала «Бастион Стражей». И теперь несчастная чувствует себя один на один с соблазнами и горестями мира сего, без надлежащей духовной опоры. А папеньке звонить боязно…
Интересно, зачем Пятахину «Бастион»?
— Меня обокрали, — настойчивее повторила Иустинья.
— Тише, — попросил я. — Тише ты.
Еще от Суздаля голова не успела отболеть, а тут опять.
— Тише. Что значит обокрали? У тебя что-то пропало?
— Компьютер. У меня был компьютер. Вот тут.
Иустинья показала сумочку. Пустую.
— Никто не мог взять, — сказал я. — Наверное, где-то лежит…
— Украли, — настойчиво сказала Жохова.
— Ладно, сиди, я посмотрю.
— Украли! — сказала Жохова уже громко.
— Что украли? — вскочил Лаурыч.
— У Жоховой мозг украли, — объявил Пятахин. — Признавайтесь, кто?! Гаджиев, ты?
— Это не я! — тут же отказался Гаджиев. — Я не крал…
Возник всеобщий интерес.
— Ноутбук! — все так же громко сказала Жохова. — Мой ноутбук пропал!
— Ноутбук и мозг в придачу, — прокомментировал Пятахин. — А пропал Гаджиев.
— Это не я! — испугался Гаджиев.
— Сейчас найдем! — так же громко сказал я. — Никто ничего не крал.
Я поднялся и направился вдоль салона, поглядывая внимательно по сторонам. Пятахин увязался за мной.
Через три ряда я его, конечно же, обнаружил. Между сиденьем и стенкой автобуса. Небольшой, строгого черного вида нетбук, убранный в чехол с инициалами АЖ. Жохова А…
— Ага, — сказал Пятахин.
И схватил ноутбук первым.
— Завалился, наверное… — предположил Лаурыч. — У меня такое однажды в плацкарте случилось…
— А вдруг это не Жоховой? — спросил Пятахин. — Надо ведь убедиться. Тут написано «А» и «Ж». Ну, Ж понятно, а вот кто такая А?
— Отдай!
Пятахин уже вытряхнул компьютер из чехла и пробудил от спящего режима, экранчик засветился, оказалось, что открыт текстовый редактор.
— Тоже, что ли, блог пишет? — сказал Пятахин. — Бенгарт, у тебя коллега объявился…
Разочарованный Пятахин сунул нетбук Лаурычу.
— Отдайте! — взвизгнула Иустинья. — Отдайте немедленно!
Она кинулась, но Пятахин перегородил проход, Жохова врезалась в его спину, отскочила.
— «Эдельвейсы для богини любви»… — прочитал удивленно Лаурыч. — Автор — Жохова Анастасия… Анастасия…
Пятахин крякнул, выхватил у него компьютер и прочитал уже громко, прикрываясь спиной от Жоховой.
— «…Розалинда кинулась с головой в омут страсти, горячей, как адское пламя, пьянящей, как молодое испанское вино…» Ого, Жохова! Я думал, ты о благостном думаешь, а ты, оказывается, ро́маны сочиняешь! «…Он стоял на берегу, и его золотые волосы развевались над водой, глаза блистали, как два сапфира…»
— Замолчи!
Иустинья покраснела и позеленела одновременно. Никогда не видел сочетания подобных цветов на одном отдельно взятом лице. И вены на лбу вспучились, — нет, серьезно, я даже испугался, что Жохову хватит удар.
«Апоплексический удар в автобусе», собственно говоря, неплохо, на Тубе народ заценит. Ярость в чистом виде.
Тег «Искусство».
— Этого не надо стесняться, Анастасия, — продолжал Пятахин. — Я тоже поэт, между прочим, стихи сочиняю, «Апрельский пал» многим нравится. Слушай, Анастасия, а давай вместе будем сочинять, а? Пятахин-Жохова, как тебе?
Иустинья стала раздуваться, буквально опухла от злости, сделалась похожа на опасную рыбу фугу — еще чуть, и иглы полезут, шипы отравленные.
— Хотя лучше отдельный псевдоним придумать, — продолжал разворачиваться Пятахин, видимо, поедание кактуса пошло ему на пользу. — Парамон Пяжохин, как? Нет! Нет! Лучше по-другому! Фрол Жо…
Все громко засмеялись, я тоже не удержался, кажется, все-таки талант.
— Скотина! — взвизгнула Иустинья, она же Анастасия.
И немного попыталась выцарапать Пятахину глаза, но попала только по щеке. Личность Пятахина закровила, сам Пятахин растерялся.
— Ну, ладно… — сказал он. — Как хочешь, пусть будет Энестэйша Жо…
Жохова прянула снова, но Пятахин был уже наготове, сунул нетбук в сумку на спинке сиденья и поймал Жохову за руки.
Путешественники, особенно немецкого происхождения, с интересом наблюдали за происходящим.
Жмуркин пока спал, погрузившись в наушники, не слышал, будить я его не спешил.
Лаура Петровна, кстати, тоже улыбалась и как бы всем своим видом давала обществу понять, что она над схваткой, тут и без нее начальства хватает. Ну и еще тут было… По слухам, два года назад Жохов-отец застрелил любимого лабрадора семейства Скрайневых, лабрадор по бестолковости убежал, а Жохов его за безнадзорность щелк меткой пулей в ухо, Жохов-старший бестрепетен, это все знают.
Иустинья тем временем вовсю уже выкручивалась из лап Пятахина, и было видно, что сын Департамента культуры скоро уступит свои позиции дочери пастыря. Это понял и Пятахин, он резко отпустил Жохову и отпрыгнул.
Жохова осталась стоять, растирая запястья и скрежеща зубами.
— Вот я сообщу батюшке-то — он тебя в карцер посадит, — неуверенно пообещал Пятахин, потирая щеку, размазывая кровь в пятно. — На луковую похлебку…
Иустинья затряслась. Крупно и угрожающе, она вообще, как я погляжу, оказалась мастерица устраивать собой разные эффекты, трепетать, вцепляться, выдирать. А с виду не скажешь. Хотя…
Пятахин вытер кровавые руки о джинсы.
— Тебе нужен пластырь, — посоветовал Лаурыч.
— Круто она тебя, — подал голос Дубина, возможно, с некоторой завистью.
— Это любовь, — подытожила Снежана.
— Отдай! — с ощутимо замогильными интонациями потребовала Иустинья.
— Поцелуй — тогда отдам, — пообещал Пятахин.
А вот баторские в разборке участия почему-то не принимали, молчали, смотрели дружно в окно. Странно.
— Отдай немедленно, а то очень пожалеешь, — прошипела Иустинья.
— Отдай, Пятачок, — посоветовала Снежана. — А то она тебя действительно поцелует!
Браво! Снежана Эмчээсовская тоже девушка непропащая, еще больше в этом укрепляюсь. Тег «Любовь».
Пятахин вновь раскрыл нетбук.
— Наверняка тут есть признания, — сказал он. — Личный дневник монахини…
— Отдай, а не то я выброшусь, — пообещала Иустинья.
— Она умеет, — сказала Снежана. — Подайте прорубь!
— Да куда ей бросаться, мы как на подводной лодке, — Дубина постучал по стеклу автобуса.
— Выкинусь! — крикнула Иустинья так пронзительно, что Жмуркин проснулся.
Он сел, потерянно огляделся, потер глаза.
Иустинья направилась к выходу.
— Что тут происходит? — одурело спросил Жмуркин и стащил наушники.
— Жохова выброситься хочет! — объявил Пятахин.
— Василий Иванович, останови, пожалуйста! — попросил Жмуркин. — Опять что-то…
— Да тут проруби нет, сейчас лето!
— Пусть выпрыгивает, — сказала Снежана. — Одной дурой меньше.
Штуцермахен стал притормаживать.
— Вы все гады! — крикнула Иустинья. — Гады! Гады! Всех вас ненавижу!
Она подскочила к дверям автобуса и стала их пинать ногами и толкать корпусом. Бум-бум-бум, сколько силы вскипело в этом, казалось бы, хрупком теле.
— Автобус сломаешь! — заявил Дубина.
— Устя, успокойся, — попросил Жмуркин.
Но Иустинья не унималась — билась и билась, и Дубина не выдержал, выбрался из кресла, подошел к Жоховой и попытался ее оттащить.
Жохова не далась, громко щелкнула зубами, и
