«мирным путем» в результате роста культурного уровня не только рабочего класса, но и бюрократии. Как мы сегодня знаем, в этом вопросе Троцкий видел конечную перспективу куда более четко, чем Дойчер, но нельзя не признать, что вся история СССР и его союзников — это процесс постепенной либерализации и демократизации. Дойчер критически относился к сектам, претендующим на наследие Троцкого, и те отвечали ему «взаимностью». Поэтому многие тезисы польско-британского марксиста не вышли за стены университетских «башен из слоновой кости».
15 ноября 1956 года, спустя несколько дней после краха венгерского мятежа, The Reporter опубликовал статью Дойчера «Октябрьские революции, новый стиль». Заметка открывалась словами: «Никогда со времен восстания европейских народов против Наполеона в 1812–1813 гг., — восстания, сочетавшего черты революции и контрреволюции, — Европа не видела столь противоречивых и отчаянных народных восстаний как те, что потрясли Польшу и Венгрию...»227
Сравнивая протесты в Польше и Венгрии, Дойчер отмечал, что в обоих случаях выступления были связаны с десталинизацией и проистекали из стремления масс к скорейшему разрыву с прошлым. Сталинистская бюрократия оказалась неспособна противостоять этим требованиям, поскольку именно они и инициировали процесс реформ после смерти «Вождя народов».
Желание скорейшей десталинизации объединило общество, но внутри протестного движения присутствовали как коммунистическая, реформистская, так и антикоммунистическая тенденции. Последняя опиралась на влиятельную католическую церковь, крестьянство, городскую интеллигенцию, а также остатки старых правящих классов. После раскола монолитной сталинской системы борьба между коммунизмом и антикоммунизмом вышла на первый план.
В то же самое время, по мнению Дойчера, коммунистические традиции, причем традиции антисталинского коммунизма, были гораздо сильнее в Польше, что сказалось на дальнейшем ходе событий. Коммунисты в Варшаве имели гораздо более прочную связь с массами, чем их товарищи в Будапеште. Гомулка, новый лидер Польши, пошел навстречу требованиям рабочих, и когда 22 октября 1956 года в Варшаве прошли антикоммунистические студенческие демонстрации, именно рабочие по призыву партии энергично подавили эти выступления.
В отличие от Польши, в Венгрии влияние коммунистической партии было гораздо слабее, и в протестном движении изначально доминировали антикоммунистические настроения. По мнению Дойчера, венгерские коммунисты не выдвинули лозунгов контроля над промышленностью и «революции снизу» (как известно, эти лозунги были выдвинуты руководством ВПТ, но уже слишком поздно. — А. К.). Поэтому рабочие пошли не за партийными реформистами, а за реакционно настроенными студентами и армейским офицерством.
Историк считает, что венгерский мятеж 1956 года был активно поддержан духовенством и католическим крестьянством. Пиком восстания Дойчер полагал освобождение кардинала Миндсенти, которого автор называл «духовным лидером» мятежников. «Его слово было более значимым, чем призывы Надя. Если в классических революциях политическая инициатива быстро сдвигалась справа налево, то здесь она еще быстрее сдвигалась слева направо...» Имре Надь характеризуется Дойчером как «Керенский наоборот». Его неизбежный крах спровоцировал советскую интервенцию: Москва не могла допустить падения советской власти в Венгрии, что могло привести к цепной реакции во всем регионе»228.
Как отмечалось, статья Дойчера была написана почти сразу после развязки венгерской драмы, и многие его допущения, как, например, активное участие крестьянства в мятеже, не соответствовали действительности. В то же время целый ряд важных наблюдений автора о параллелях между событиями в Венгрии и Польше, упоминание о народных восстаниях против власти революционной Франции, реакционной роли студенчества, месте Имре Надя в событиях 1956 года, неизбежной эволюции «восстания» в сторону реакции оказались удивительно точны, но были проигнорированы как современниками, так и позднейшими исследователями.
В завершение отмечу следующие моменты:
Начиная с конца 1930-х годов, леворадикальное движение существовало в ожидании политической революции, которая должна была произойти в СССР и странах Восточной Европы. Это порождало иллюзии и завышенные чаяния касательно политических и протестных движений в Советском Союзе и союзных ему государствах.
Существенную роль в формировании мифа о «рабочей» и «антитоталитарной» революции 1956 года сыграли книга Питера Фрайера «Венгерская трагедия», а также некритично воспринимаемая информация, распространяемая западной пропагандой.
С конца 1980-х годов исследователям стали доступны воспоминания советских солдат, подавлявших мятеж 1956 года. Ни в одном из них нет подтверждения того, что бойцы Красной армии увидели в Венгрии «демократию» и «народный социализм», но содержится много свидетельств о правом терроре и насилии.
В 1989 году движение «Солидарность» под лозунгами, схожими с требованиями «революции 1956 года», пришло к власти в Польше. После победы оно незамедлительно отказалось от социальной повестки и разговоров о рабочем самоуправлении и приступило к строительству правого режима и реставрации капитализма.
Еще в 1956 году известный историк и троцкист Исаак Дойчер обратил внимание на раскол в венгерском движении 1956 года и торжество в нем правого крыла. Но его выводы были проигнорированы как современниками, так и более поздними исследователями.
V. «Ревизионизм» событий 1956 года в современной историографии
События 1956 года являются одними из самых драматичных моментов истории Венгрии XX века. За последние полвека их оценка неоднократно менялась как в отечественной, так и в зарубежной историографии.
В Советском Союзе каноническая трактовка «Венгерской осени» была дана в многотомной «Истории Коммунистической партии Советского Союза». В ней говорилось, что «в октябре 1956 года в Венгрии был спровоцирован контрреволюционный мятеж. Враждебные социализму силы
