class="p1">2. Возрастные метафоры. Социальные роли в этом случае: СТАРШИЙ / МЛАДШИЙ (в классификации, указанной И.А. Стерниным: ВЗРОСЛЫЙ / РЕБЕНОК [Стернин: 6]). Модель имеет два вида:
а) метафоры инфантилизма, Это обозначения разных проявлений младенчества, детства, подросткового возраста, употребленные по отношению к взрослым людям — представителям власти. Вместе с школьными метафорами они представляют собой своего рода семантические деминутивы. Такие метафоры массово вошли в русский язык в первой половине — середине 90-х годов, когда в правительстве, в Еосударственной думе и на политической арене начали появляться молодые люди — альтернатива правлению советских времен: Е.Т. Еайдар (в правительстве с 35 дет), А.Б. Чубайс (в правительстве с 37 лет) Б.Е. Немцов (в руководстве с 31 года), СВ. Кириенко (в правительстве с 35 лет), Н. Белых (начало политической деятельности — 29 лет). Множество метафор этой группы находим в книге очерков Е. Козиной «Вкус скандала. Комплексы любимых политиков» [Козина 2007]. Очерки объединены еще одним — ироническим — названием, включающим метафору инфантилизма, — «Песочница всероссийского масштаба». В текстах находим:
— о Горбачеве: детская обидчивость, «младенческие «приметы», с последствиями его «шалостей» разберутся взрослые [Козина: 15–19];
— о Е. Гайдаре и Г. Явлинском; гарвардские близняшки, графини Вишенки (героини детской книги «Приключения Чиполлино») [там же: 19];
— о С. Кириенко: детская неожиданность Сергея Кириенко; Киндер-сюрприз, очередной «знайка» [там же: 27–28];
— о Н. Белых: Топ-топ-менеджер [там же: 44].
И обо всех вместе: «бэби-бум»: «С плачевным опытом Киндер-сюрприза в России завершился стартовавший в Перестройку «бэби-бум»» [там же: 30].
Все метафоры этой группы — насмешливо-иронические. Они привносят в континуум «власть» метонимически связанные с понятием 'детство' негативные представления: 'незрелость', 'неопытность', 'неумелость'. Эти компоненты импликационала выдвигаются на первое место и программируют негативную оценочность у адресата: пренебрежение, скептицизм.
См. также: «Миклушевскому понадобились дорогие игрушки: Администрация Приморья не собирается отказываться от закупки вертолетов иностранного производства» (загол. и подзагол., Незав. газ., 20.05.14); «на фоне относительно либерального благополучия народ уяснил, что новые социальные леденцы быстро тают в кулачках…» (АиФ, 2012 № 6).
б) геронтологические метафоры. Это знаменитая метафора старцы. В советские годы в текстах андеграунда был в ходу термин 'геронтократия' — о тогдашнем руководстве страны (см.: «Геронтократия —…О правлении, верховной власти глубоко пожилых людей» [Большой толковый словарь русского языка: 201]. Тогда же в разговорной речи появилось насмешливое «кремлевские старцы» — о правительстве СССР времен застоя: Брежневе, Подгорном, Черненко и др.
[ТВЦ, События. Время московское, 11.03.05]. Эта язвительная характеристика возродилась, уже как метафора, в ходе предвыборной кампании 2011 года: «думские старцы» — высказывание М. Прохорова о Г.Зюганове и В. Жириновском (оба — депутаты Государственной думы всех созывов: с 1993 по 2011 гг.). В 2016 году, накануне выборов в Государственную Думу-7, метафора вернулась на страницы СМИ: «Судя по отчету, думские старцы поработали на славу. Новым законам нет числа» (В. Костиков. Про лошадку и прутик. — АиФ, 2016, № 28). См. там же пренебрежительные сопоставления и метафоры: «Российская политика все больше напоминает занятие фитнесом в зале для престарелых: крутятся колеса велосипедов, вверх-вниз вздымаются штанги… а молодость все равно уходит»; «…на носу важнейшее событие — выборы в Государственную Думу….Обещано нашествие новых партий и лиц. Кремль вроде бы и не против. Очень уж надоели партийные перестарки…».
С помощью метафор обеих подгрупп автор речи акцентирует несоответствие возрастной категории названного лица его официальному статусу — занимаемой высокой государственной должности. Высказывается сомнение в способности названного справляться со служебными обязанностями, Негативная оценочность обусловлена традиционным психоэмоциональным неравновесием в отношениях между старшими и младшими. Старшие часто смотрят на младших, на их действия свысока, скептически. В массмедийных публикациях роль такого «старшего» берет на себя употребивший «младенческую» метафору автор-журналист, Молодежь, наоборот, в конечном итоге, раздражают старики. Старик, старец, с точки зрения молодого, — это несовременность, отсталость и скучища. Поэтому «думские старцы» и тем более «партийные перестарки» — крайняя степень пренебрежения и инвектива. В целом метафоры этой модели — средство психологического и эмоционального принижения тех, кто назван.
3. Криминальные метафоры: братки, банда, рейдер, рейдерство, дедовщина и т. п. После 90-х гг. криминальная тема уверенно вошла в культурное пространство, стала содержанием многих художественных фильмов. Криминальная метафора оказалась новой отличительной чертой политического дискурса. О «разгуле» криминальных метафор в 90-е гг. пишет А.П. Чудинов [Чудинов: 140]. Такая метафора по-прежнему была весьма распространена в текстах о власти, в первые 10 лет нового тысячелетия особенно: «Братки в белых воротничках» (загол., Арг. нед., 29.04.07 — о невмешательстве чиновников в работу игорных домов и казино); «Дедовщина как государственный уклад» (загол., Apr. нед. 31.01.08); «Дедовщина в армии — это лишь отражение устройства нашего государства. Неуставные отношения пронизывают всю систему, начиная с самых верхов, судебных органов, силовых структур, образовательных учреждений, не говоря уже о зоне» (там же); «Наша страна — станица Кущевская» (АиФ, 2010 № 48) — метафорическое использование названия новой прецедентной ситуации; «Банду Смольного — вон из города!» — надпись на оранжевых майках антиглобалистов в Санкт-Петербурге, накануне саммита Большой восьмерки (ТВЦ, События, 04.07.06); «Более того, эта вертикаль [власти — B.C.] не может быть теневой. Не может функционировать «по понятиям»» (МК, 04.04.08) и т. п.
Криминальная среда — нравственно-этическое «дно» общества. На преступников смотрят с презрением, страхом, на раскаявшихся и нацелившихся на исправление — сочувствено. Но всегда — сверху вниз, социальные роли здесь: ПРАВЫЙ / ВИНОВАТЫЙ. Поэтому использование криминальных метафор неизменно принижает названного, Кроме того, включение криминальных метафор в смысловое пространство «власть» и регулярное их употребление в этом пространстве вводит в отношения мнимого тождества власть и криминал, с которым она борется. Происходит перераспределение сем: криминал и его представители — это власть; власть в значительной части криминальна. СМИ приучают массового адресата к такому отождествлению. Формируется образ не просто отчужденной от народа власти, но власти преступной.
4. Метафоры «строгости». Во второй половине первого десятилетия XXI в. многие россияне начали говорить о «сильной руке». Ностальгические воспоминания о временах Сталина (большинство говоривших представляло их весьма односторонне) актуализировали понятия 'строгость', 'дисциплина', 'наведение порядка'. В политическом дискурсе, в том числе и массмедийном, это отразилось в активизации соответствующей модели, куда входят и отдельные слова-метафоры, и метафорические фразеологизмы: чистка, зачистка, дрессировка, карательные меры, закручивать гайки, закручивание гаек, ежовые рукавицы и нек. др. См.: «…на первый план выходит вопрос квалификации и эффективности работы. Значит, политическая «чистка» неизбежна: бездельников в коридорах власти предостаточно» (Незав. газ., 07.11.14); «ФСБ начала зачистку Википедии» [freejournal. biz/article5465/index.html]; «Путин одобрил карательные меры» — загол. и далее: «Законопроект о карательных мерах в отношении депутатов-прогульщиков появился около полугода назад» [В-ДЕТАЛЯХ.РФ.Уралинформбюро. 04.05.2015 www.uralinform.ru/news/politics/250163]; «Президент объяснил стране, что такое закручивание гаек» (подзагол., Незав. газ., 07.09.12); «Винтики
