Особенно несуразными выглядят показания о Плане Внутреннего Удара. Будто бы планировалось из окна американского посольства в Москве (которое тогда размещалось рядом со старым «Националем») по Кремлю с помощью бесшумного стреляющего механизма будут выпущены пять атомных снарядов. Взрыв должен был «уничтожить Кремль и сжечь все живое в округе». Одновременно Соединенные Штаты объявляли войну СССР. Хотя подобная операция не выглядит правдоподобной, тем не менее, упомянутым делом долгое время занимались ответственные работники Министерства государственной безопасности во главе с министром, который, видимо, докладывал результаты следствия Сталину.
Начну с биографии Варфоломеева. Он родился в России, его родители в 1919 г. бежали в Японию, через два года переехали в Манчжурию, в Харбин. Там в 1924 г. Иван вступил в только что созданную молодежную монархическую организацию «Союз мушкетеров». «Мушкетеры» активно боролись с III Интернационалом» и враждовали с харбинским комсомолом. По словам одного из ветеранов, «красный хам был нами бит и бит нещадно»; старшие мушкетеры воевали в отряде К.П. Нечаева во время советско-китайского конфликта 1929 г. В 1931 г. харбинские власти под давлением советского консульства запретили деятельность мушкетеров, вследствие чего «работа Союза приняла конспиративный характер». После прихода японцев «Союз мушкетеров» оживился и окреп: к 1937 г. он состоял уже из 20 отрядов и 8 звеньев. Чем конкретно занимался Варфоломеев в «Союзе мушкетеров», неизвестно, зато мы знаем, что в 1934-35 гг. он был членом «Союза анархистов». Что касается средств к существованию, их он получал от японской контрразведки: с 1933 по 1945 г. состоял платным осведомителем Третьего отдела (Главное бюро по вопросам русских эмигрантов), занимаясь слежкой за своими соотечественниками — сначала в Харбине, потом в Тяньзине. В 1948 году Варфоломеев нашел нового работодателя, американскую разведку, которой он информировал о положении в КНР, о советской помощи и по другим пунктам. Вознаграждение за услуги составляло 400 долларов в месяц. В декабре 1950 г. Варфоломеев был арестован в КНР. Китайцы и передали МГБ.
В начале 1951 г. Варфоломеева доставили на Лубянку. Варфоломеев начал давать показания. Поначалу в них не было ничего особенного. Он рассказал про своего резидента Ю Дзун-бина, сообщил, какую информацию собирал для американцев, какие новые задания получил в связи с началом корейской войны (июнь 1950 г.). Но самое интригующее было потом. Варфоломеев показал, что будто бы некто Рогальский сказал Варфоломееву примерно следующее. Американские неудачи в корейской войне — дело временное, преходящее. Очень скоро США введут в действие такую мощь, что не только уничтожат Северную Корею, но и восстановят власть Чан Кайши в Китае. Но и это не все, только первый шаг. Дальше намечалось вторжение в СССР с китайской территории.
Затем Варфоломеев сообщил о Плане Внутреннего Удара. Пять ядерных снарядов будут выпущены по Кремлю с Манежной площади. Операция намечалась на март 1952 года. Снаряды предполагалось тайно сбросить на балтийском побережье в конце 1951 г. Будто бы в марте 1952 г. США должны были объявить войну СССР. Даже неспециалисту сразу виден фантастический характер операции. В феврале 1952 года допрашивавший Варфоломеева следователь Гришаев, кандидат юридических наук (это следует из показаний самого Гришаева, которые Гришаев дал через год с лишним, когда его арестовали в 1953 г.) будто бы пожаловался своему начальнику Рюмину, что «показания Варфоломеева вызывают сильные сомнения и было бы безответственно доводить дело до суда». Рюмин же рассказал на допросах, что будто бы Игнатьев сообщил ему мнение Сталина о деле Варфоломеева. Сталин будто бы считал американцы заслали Варфоломеева в СССР с целью запугать советское правительство и верил, что они были способны на такую чудовищную провокацию, как ядерный обстрел Кремля.
Смерть Сталина не принесла облегчения Варфоломееву. Он продолжал сидеть на Лубянке. Новый министр Берия выпустил врачей и арестовал многих работников МГБ, в том числе Рюмина и Гришаева. 28 мая 1953 г. Варфоломеев послал письмо в МВД, где жаловался, что его показания приукрашены Гришаевым. Ответа не поступило. 10 сентября Варфоломеев предстал перед Военной Коллегией по четырем пунктам 58-ой статьи, перечисленных в начале очерка. Его расстреляли в тот же день. Чекиста же Гришаева же выпустили. Он нашел работу в Заочном юридическом институте, так как имел степень кандидата юридических наук. Как видите, опять типичный прием хрущевцев — расстрел и концы в воду.
Очень интересными с моей точки зрения являются показания Варфоломеева о том, что он, Варфоломеев, должен, мол, был убить Маленкова. Снова прослеживается указание на Маленкова и тянется ниточка к маленковскому помощнику Суханову. Будто бы Варфоломеев агент ЦРУ, но это, скорее всего, была операция прикрытия, как бы отвлекающий маневр.
Итак, идиотизм дела Варфоломеева виден сразу и опытный сыщик типа Абакумова или Берия сразу бы это дело закрыл. Однако Игнатьев был полным дилетантом, именно из-за своей неспособности учиться, он, видимо, и был поставлен во главе МГБ, оставаясь легко манипулируемым субъектом. Игнатьев или его куратор попал на крючёк нашего провидения и занимал внимание Сталина этими дурацкими, шитыми белыми нитками делами. Задача дела Варфоломеева была держать МГБ в напряжении. Благодаря этому дело врачей было забыто ещё на год.
Манипуляция скоростью разработки дела врачей, видимо, велась и с помощью израильской шпионской сети. Например, причиной возобновления интереса к делу врачей летом 1952 г. стало письмо одного из членов ЕАК. 11 июля 1952 г., всего за один месяц до своего расстрела, Шимелиович вдруг озаботился состоянием дел в Лечсанупре и написал письмо Маленкову, где выражал недоумение почему ни один не обратил внимание на его анализ плохого качества лечения в Лечсанупре. Обратите внимание, Шимиелович уже одной ногой стоит в могиле. Он почти что осужден по делу ЕАК и тем не менее пишет донос, активно стучит на своих еврейских соплеменников в Лечсанупре.
ОСЕННИЙ МАРАФОН
В конце сентября 1952 года Игнатьев представил Сталину обобщенную справку Рюмина о результатах допросов арестованных медиков, медицинских экспертиз и т. д., где утверждалось, что кремлевские врачи намеренно умертвили Щербакова и Жданова. Начались аресты. Под стражу взяли докторов Г.И. Майорова и А.Н. Федорова, а также профессора А.А. Бусалова, руководившего Лечсанупром Кремля до 1947 года.
17 октября 1952 г. Тимашук была допрошена во второй раз. Во 2-м протоколе появилось имя Кузнецова. Тимашук заявила, что она написала письмо Кузнецову, но ответа не получила, что она звонила в секретариат, но также не получила ответа. Это не было связано с тем, что имя Кузнецова почему-то связали с именем Абакумова за это время. Кузнецов курировал МГБ, и Абакумова обвинили в том, что он пользовался помощью Кузнецова в своих действиях по подбору кадров.
В тюрьме оказались профессора М. С. Вовси (родной брат
