шаг. Пожалуйста, отправь меня в Чистые Земли. Уже в настоящие, не такие, как здесь.
— А сами не можете?
— Конечно, могу. Но хочу, чтобы моя смерть имела значение и принесла тебе пользу. У Тысячеликого великая миссия, у тебя тоже есть цель.
— Считаете, она достижима? — спросил я, показав, что знаю о ней.
— Постигнув одно, поймешь сразу всё. У каждого найдется путь к вершине. Кай это понял, тебе тоже придется делать свой выбор.
— А если я откажусь?
— Тогда таков будет выбор. Но думал ли ты, кто выбирает? Есть ли он вообще? — внимательно посмотрел старик на меня.
Видимо, выражение моего лица стало кислым, и он рассмеялся. Да читал я уже про всю эту муть. После проповедей Гейлы пошел к Лешке и попросил что-то такое достать. У нас, понятно, мало что сыщешь, но в журналах «Науки» книги Щербатского все же нашли.
— Вы про двойственность, «Я есть То» и всё такое? — с понимающим видом важно кивнул я.
— Возможно, тебе сказал об этом какой-то шутник, — хихикнул старик. — Прошу, выброси из головы эту чушь. Никто не может знать «То», до того как появится мысль, а в этот момент никакого «То» уже нет, есть спекуляция, которую ты где-то подобрал и запомнил. У тебя нет никакой возможности открыть это «То», как и не было её у того, кто это сказал.
— Не понял вообще ничего, — признался я неохотно.
— Пойми, мысль уже разделила, создав тебя и концепт о том, что было до этого. Даже указать на различающую структуру мысли, можно только благодаря уже возникшему разделению, иначе не будет двоих. По этой же причине нет никакой возможности узнать то, что есть «То».
— Тогда почему говорят?
— Они просто пытаются отождествиться с тем, что было до того, как произошло разделение, но такая возможность является его результатом, благодаря чему возникает тот, кто собирается отождествиться с чем-то еще.
— Хм…
— А вот когда таких представлений нет, нет и необходимости с чем-то отождествляться и что-то описывать. Потому что это может быть только концепцией «То», с которой себя отождествляет «я», называя это «То, что ты есть». Но все эти фантазии имеют один и тот же источник. Это знание, которое играется марионеткой, возомнившей себя хозяйкой знания. Ты его побочный продукт, выдумка, которая продлевает свое существование через хоровод мыслей.
— Кхм… — вновь тактично кашлянул я. Теперь мне и правда его хотелось убить. Ведь издевается, сука. На кой ляд тогда всё говорит? Это ж бессмысленно всё получается. Одна болтовня, озарение нужно, а его нет.
— Похоже, мы друг от друга немного устали, — вновь рассмеялся «Йода». — Освободи меня поскорее от этого тела, чтобы я занялся практикой в пространстве бардо.
— А как же монахи? Это ж твой лимб, они пропадут? — я беспокойно оглянулся на дверь, за которой бормотание мантр становилось всё громче.
— Для тебя нет, а меня в этот момент уже просто не будет. Реальность всех снящихся персонажей одного и того же порядка. И мы среди них. «То», как сновидящий, который никогда не проснется. Ключевой момент, который надо понять.
На шее старца так маняще пульсировала синяя жилка. Потеряв контроль над собой, я вместо ответа наклонился и вцепился зубами, чувствуя, как текуча и сладка его кровь.
* * *
— Ты чего, Мить? — услышал я сонный голос.
— Да ничего. Кошмар снова снился, — буркнул я. Рывком встал, подошел к окну.
«Ай га-а-з!» — громко запело из проезжавшей машины с десятком баллонов. Песнь муэдзина вторила ей с минарета. Солнце вставало, Стамбул просыпался, и первые лучи уже золотили черепичные крыши. Владельцы магазинов с грохотом поднимали железные ставни. Слышен крик чаек и шум пробуждавшейся жизни — гул транспорта, звуки строительных работ по соседству, крики зазывал с Балканбазара. Видимо, рано встают.
Номер просят сдать до десяти, а надо еще найти автобус обратно, и я подозревал, что будет непросто. Так и случилось. Нам отказали практически все. Коврами забивали автобусы плотно, люди там как сельди в бочонке, зачем им брать двух подозрительных и здоровенных парней?
Обегав стоянку, едва-едва сговорились с шофером до Русе. Да и то с конспирацией по высшему классу. Как я понял, на Балканбазаре у них свой контроллер, который следит за погрузкой и пассажирами. Водилы боялись его как огня, поэтому нас посадят не здесь, а под железнодорожным мостом.
Выезд намечался ориентировочно в пять, но за номер Ванька платить не хотел. Это ж еще восемь баксов, а с учетом потенциальной прибыли, если вложить, то все двадцать! А за эти деньги он бы лучше по-царски поел.
Сам я после пережитых вчера приключений за номер бы предпочел заплатить. Есть риск, что хлопнут под мостом прямо с вещами. За день там так нарисуемся, что он нас будут знать уже все. Аксарай, как понял, не самое благополучное место. Тут много приезжих. Сравнительно безопасно на три-четыре квартала выше и ниже трамвая, а чуть шаг в сторону и смотрят, как на еврея в арабском районе. Сектор Газа я представлял себе именно так.
Даже с прекрасной физухой взять весь багаж разом мы не смогли. Скрепя сердце отдали мальчонке бакс за тележку и привезли всё под мост. Не Бухарест, конечно, но тоже стрёмно. Вокруг шныряют подозрительные и хмурые типы, а вдобавок ко всему, страшные как смерть проститутки тут подсаживаются в машины клиентов. Злачное место, на земле и шприцы лежат.
Часы бесконечно долго тянулись в ожидании нашего рейса. Плотно набитые коврами автобусы проезжали мимо один за другим, и я слегка нервничал. Водила тот еще юморист. Специально что ли выбрал это место посадки? Посмотреть выживем мы или нет.
Давно крутившийся рядом турок с мутным взглядом, видимо, набрался смелости и подошел, начав что-то с жаром мне объяснять. Развязная поза, мимика, жесты — всё говорило о том, что нам пытаются что-то продать. Наверное, девочек или наркоту, едва ли он торгует парфюмом. Выслушав его, мы пожали плечами:
— Аз няма разбирам. Донт спик туркиш. Андестен? Но шпрехин зи туркиш. Яволь?
Турок мазнул злым взглядом, понимая, что не смог напугать. Возни будет много, а сумку не вырвать. Не унесет, вес не позволит. К тому же Ванька лыбился, точно дебил, как всегда делал в любых непонятках. Защитная реакция, но тот об этом не знал.
— Шварцнеггер, йес? —
