который мог бы составить мне конкуренцию, но… Но его уже с нами нет, и не будем об этом.
Ивану на мгновение показалось, что босс пустится в воспоминания, и приготовился уже было слушать — уж очень интересен ему стал этот Дроздов, но тот быстро пришел в себя.
Иван не стал докучать ему расспросами. Не хочет говорить — его дело. Хотя послушать он бы, конечно, не отказался.
А выпить хорошего шампанского — почему бы и нет?
Но на всякий случай предупредил Дроздова:
— Андрей Егорович посадил меня на диету.
Тот посмотрел на него с недоумением:
— На диету? Тебя?
— Сухой закон, — поспешил объяснить ему Иван.
— А! — понял тот. — Ничего, не переживай. Ты в хорошей форме, могу засвидетельствовать лично, так что бокал шампанского пойдет только на пользу. А что касается Старика… Я уже сказал тебе, что его ждет. Он человек конченый, а жаль.
— Можно вопрос? — осторожно поинтересовался Иван.
— Нет! — решительно отрезал Дроздов. — Что это за вопрос, я примерно догадываюсь, а отвечать на него у меня пока нет ни малейшего желания. Больше того: я думаю, что тебя не надо предупреждать о том, что все, что ты от меня слышишь, не подлежит огласке ни под каким видом. Не так ли, Ваня?
— Конечно, — заверил его Иван.
Все-таки ему это порядком надоело. Но приходится терпеть, другого выхода нет. А дела, судя по всему, предстоят нешуточные. Этот Дроздов — штучка преинтереснейшая!
В соседней комнате зазвонил телефон, и Дроздов досадливо поморщился.
— Черт! — сказал он. — Никак не проведу второй телефон. В этой комнате он бы не помешал.
— Неужели у вас нет сотового? — удивился Иван.
— Есть, — кивнул Дроздов. — Только на то он и сотовый, чтобы не каждому давать его номер.
Иван кивнул в знак согласия, а Дроздов скрылся в соседней комнате.
Знаю я, почему ты не сделаешь здесь параллельный аппарат, подумал Иван. Как же, не соберешься ты никак провести сюда второй телефон… Просто иногда лучше, если тебя не слышат, — вот и весь секрет.
В комнату неслышными шагами вошел ординарец Дроздова. В руках он держал поднос, на котором стояли бутылка шампанского, два неодинаковых бокала, один из которых даже издалека производил впечатление: было видно, что это бокал старинной работы, инкрустированный золотом; дополнением ко всему на подносе стояла ваза с фруктами.
Зачем-то я ему нужен, подумал Иван. Иначе зачем все эти вина и фрукты?
Ординарец поставил поднос на журнальный столик и выпрямился:
— А где Глеб Сергеевич? — спросил он.
— Разговаривает по телефону, — ответил ему Иван. — Что это на тебе лица нет, любезный?
Лицо молодого человека выражало полнейшую растерянность.
— Да вот, — пробормотал он, — глупость какая-то… Ничего понять не могу.
Одним из самых сильных качеств Ивана было то самое чувство, которое не раз выручало его из самых сложных переделок. Едва в его жизни только начинало возникать что-то очень важное, как внутри него словно поднималась какая-то волна, происхождение которой он никогда толком не умел объяснить. Но ее приближение Иван чувствовал совершенно определенно. Так было и на этот раз.
Иван понял, что должен сделать так, чтобы закончить все до появления здесь Дроздова.
— А что такое? — небрежно спросил он у ординарца. — Ты поделись, брат, легче станет.
Молодой человек, казалось, облегченно вздохнул.
— Там, — еле выговорил он. — В бокале…
Иван даже не раздумывал над тем, каким бокалом именно ему следует немедленно заняться. Он тут же заглянул в тот, с золотым тиснением.
На дне бокала что-то лежало. Он вытряхнул это «что-то» себе в ладонь и увидел черную, как смола, капсулу.
И все.
Он не знал еще, что это такое, но что-то изнутри подсказало ему, что все его мытарства в этом паршивом Алтуфьеве стоили того только из-за этой черной штучки, что лежала теперь на его ладони.
Решение пришло сразу же. Он поднял на ординарца страшные глаза.
— Ты хотел отравить Дрозда?! — тихо спросил он.
Бедняга тут же переменился в лице.
— Что вы! — И истово перекрестился. — Вовсе нет! Я же сам…
Договорить он не успел. Иван, на ходу выталкивая из зуба ампулу со смертельным ядом и пряча капсулу в карман, взлетел вверх и нанес сокрушительный удар. Парень даже не всхлипнул. С перебитым горлом он упал замертво на пол.
Самое обидное будет, если эта смерть ни к чему не приведет, подумал Иван, доставая изо рта ампулу с ядом, которая была всегда при нем все это время — на всякий случай.
— Что такое?! — с порога увидев тело своего ординарца, тихо спросил Дроздов. — Он сделал тебе непристойное предложение?
Иван мерзко усмехнулся, ненавидя себя за это.
— Если бы! — сказал он. — Но, кажется, я уже начал на тебя работать.
— Как это? — заинтересованно спросил Дроздов.
Вместо ответа Иван протянул ему ампулу с ядом, которую вытащил из собственного рта.
Дроздов взял ее в руки и повертел, осматривая.
— Цианид?
— Кажется, — кивнул Иван. — Как я понимаю, этот финдиперсовый бокал — твой лично?
— В общем, да, — смотрел на него Дроздов цепкими глазами. — Я пью из него только сам. Об этом многие знают. Ну и что?
Иван кивнул на распростертое тело ординарца.
— Этот парень, — сказал он, — уже собирался раздавить эту ампулу в твой бокал. Он думал, что я на него не смотрел. Пришлось помешать.
— Зачем? — быстро спросил у него Дроздов.
— Как зачем? — удивился Шмелев. — А что, надо было оставить все как есть? Пусть травит?
— Конечно, — без улыбки смотрел на него Дроздов. — А потом рассказать все мне, и мы заставили бы его выпить из бокала. Разве это так трудно?
— Не догадался, — признался Иван, разводя руками.
— Странно, — проговорил Глеб Сергеевич. — Очень странно, что ты не догадался о такой простой вещи. И еще одно странно.
— Еще — что? — в упор рассматривал его Иван. — Не хочешь ли ты сказать, уважаемый Глеб Сергеевич, что я убил этого парня просто так? Только потому, что до сих пор не выпустил пар после боя с тобой?
— Нет, — покачал головой Дроздов, — этого я сказать не хочу, но согласись, Ваня, много в этом деле странного.
— Что, например?
— Почему он пытался раздавить эту ампулу именно здесь? Разве он не мог сделать это там, за дверью? Он ведь понятия не имел, что меня в комнате нет, не правда ли?
— Это я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Все просто, Ваня, — сказал Дроздов. — Если он собирался меня убить, то яд бы он подлил мне не в этой комнате, а там, где готовил этот поднос. Но там он этого не сделал. Почему?
