сидеть в гордом одиночестве.
− Сиди с кем хочешь, я в школу не вернусь.
− Как не вернешься? А экзамены?
− Сдам экстерном. У меня еще бок побаливает, − соврала Настя. − Можешь уроки мне больше не носить, у меня есть программы по всем предметам.
− Настя, за что ты на меня сердишься? Что я тебе сделала? Мы ведь так дружили! Неужели нашей дружбе конец?
− Наташа, прости меня. У тебя есть Никита и Вадим, они тебе помогут. Ты теперь и без меня справишься, если захочешь. А я − оставь меня! − И она, наконец, с облегчением заплакала.
Наталья, молча, развернулась и хлопнула дверью. А Настя, завалившись на диван, вдоволь наплакалась и незаметно уснула.
Через день наступило Первое мая − ее любимый праздник. Засветло явились гости бабушка Зара и дедушка Артур. Привезли баллон меду и мешок картошки, знали, что детки за зиму все подъели. Увидев исхудавшую и бледную, как свечка, любимицу, Зарочка пустила слезу и заявила Галчонку, что она всегда знала: им нельзя доверять ребенка! От любимой внучки остались кожа да кости, − где у них глаза? И решительно потребовала отпустить Настю с ними. Раз она в школу больше не пойдет, то и нечего ей в городе пыль глотать. Родители не протестовали, а Настя даже обрадовалась: ведь ей так хотелось куда-нибудь уехать, чтоб никого из знакомых не видеть и не слышать. Все сели за стол, позавтракали, выпили сладкого домашнего вина, потом Настя собрала вещи, забралась с бабушкой в их старенькую машину, дедушка сел за руль, − и они с облегчением укатили из города, который не уберег их любимую детку от такой беды.
В большом дедушкином доме было тихо и пахло ванилью. Федор, увидев Настю, сразу заорал и полез по ней, как по дереву, цепляясь за одежду, − дедушка еле отодрал его от внучки. А кот все выгибался у него в руках, продолжая орать и тянуться к своей любимице. Пудель Франт, дедушкин воспитанник, принялся ходить вокруг нее кругами, совсем не реагируя на Федора, ревниво кричавшего «Псы!» и яростно плевавшегося. Время от времени Франт останавливался и потешно шаркал задней лапой. Уделив каждому внимание: Федора потискала и поцеловала в нос, а Франта почесала за ухом и потрясла вежливо поданную лапу, − Настя побежала к пруду. Толстолоб сразу приплыл на зов. Он совсем раздобрел, бока стали отливать темным серебром, а толстые губы моментально высунулись из воды в ожидании подачки.
− Бабушка, он меня помнит, помнит! − радостно закричала Настя. − Да он ко всем приплывает, − отозвался дедушка, − привык, что его все пичкают. Как подойду к берегу, так он тут как тут. Разжирел, только на сковородку. Да ведь рука не поднимается: он же умный, собака! В глаза смотрит, как человек. Вот, поди ж ты, рыба, а понимает, как к себе расположить. − И дедушка сыпанул в воду большую горсть корма. Толстолоб резво принялся подбирать угощение, а рядом засновали его приятели − разнообразная рыбья молодь, запущенная дедушкой в пруд.
− Дедуль, неужели ты их будешь жарить? − засмеялась Настя. − Они же у тебя почти ручные. Не жалко?
− Приятеля твоего пощажу, а остальных чего ж не пожарить в охотку. А иначе у них тут перенаселение обозначится, весь пруд испортят. Ступай в дом, бабушка зовет: она твой любимый торт испекла, медовый со сливками и орехами.
− Да я еще не проголодалась.
− Ничего, это не еда, а так, − перекусишь да домашним молочком запьешь. А я тем временем гамак повешу.
Лежа в гамаке, Настя залюбовалась синими просветами неба между цветами, густо усыпавшими яблоневые ветки, − и вдруг почувствовала, как душевная боль потихоньку начинает ее отпускать. Впервые за много дней она вдруг озаботилась предстоящими экзаменами. Чего я без толку лежу, подумала девочка, в гамаке можно качаться и с книгой. И вернулась в дом за учебником.
− Ой, да что ж ты и в праздник не даешь покоя своей бедной головке! − запричитала бабушка Зара, − только приехала и опять за книги. Отдохни, завтра позанимаешься.
− Нет, ба, мне сейчас захотелось, − возразила внучка. − Не люблю я без дела валяться, у меня тогда мозги закисают.
− Так возьми почитай чего-нибудь, журналы полистай, вон их сколько на подоконнике. Там кроссвордов полно, ты же любишь их разгадывать
− Не хочу журналы, уравнения те же кроссворды.
Она прожила в поселке все майские праздники. Ей очень нравилось их армянское село, где даже встречные собаки вели себя дружелюбно. Село было богатым: почти в каждом дворе имелся автомобиль, а то и два. Населяли его работящие приветливые люди, всегда здоровавшиеся при встрече. Многие знали Настиных родных и потому часто приглашали в гости, а пригласив, вели себя тактично, угощали вкусными армянскими блюдами и ни о чем не расспрашивали. За эти недели Настя поправилась душой и телом и совсем забыла про свой бок. Она успешно одолела программу по математике и чувствовала себя вполне подготовленной к предстоящим испытаниям. С физикой дела тоже шли неплохо, а диктанта Настя не боялась совсем: ее грамотность была безупречной. Видимо, здесь сыграла роль любовь к ежедневному чтению, без которого она просто не могла нормально жить.
Но стоило вернуться в город, как тягостные мысли вновь овладели ею. Она старалась поменьше выходить из дому, даже в магазин заставляла себя идти с трудом. Нет, ее не страшила встреча с теми бандитами: она знала, что их осудили на длительные сроки, − ее страшили воспоминания. Но выходить из дому все равно приходилось: нужно было показываться врачам. Несколько раз Настя встречалась на лестнице с Наташей и Никитой. Она вежливо здоровалась, стараясь не смотреть на друзей, а те, кивнув, пропускали ее и долго смотрели вслед.
Галчонок не очень переживала из-за душевного состояния дочери, считая его перед предстоящими испытаниями вполне нормальным, но отец никак не мог с этим смириться. Его девочка, прежде такая живая и общительная, вдруг превратилась угрюмое существо, дичившееся всех. Конечно, ей пришлось пережить такое потрясение, − но ведь, в конце концов, все наладилось. Сколько же можно прятаться и отказываться от общения с друзьями?
− Котенок, давай, наконец, поговорим откровенно, − решительно заявил он, зайдя к ней под вечер. Дочь сидела за столом с выключенной настольной лампой, глядя в темное окно. Услышав звук отворяемой двери, она включила свет и повернулась к отцу, всем видом демонстрируя нетерпеливое желание, чтоб ее оставили в покое. Но тот упрямо
