Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Андрей Коробов пожал руку Саше и вопросительно посмотрел на гувернантку. Но мать сказала коротко:
– Мадемуазель Элен – воспитательница князя. А также занимается с ним языками, литературой, историей… Пойдем, дорогой, в дом, все мне расскажешь!..
Прежде чем уйти, она поинтересовалась у Викентия Павловича, не отобедает ли он с ними?
– Нет, нет! – замахал руками Петрусенко. – Я не буду вам сегодня докучать, ведь вы так давно не видели сына!
Женщина благодарно кивнула и хотела уйти, но он задержал ее.
– Мы с Сашей скоро уедем, но у меня к вам есть одна просьба… Прежде, чем вы засыпете злополучную яму, я хотел бы сам спуститься туда, посмотреть. Любопытно, знаете ли! Что это за колодец, к чему? К делу это уже отношения не имеет, просто натура у меня такая дотошная…
Он глядел на хозяйку простодушно, с просительной улыбкой. Она ненадолго задумалась. «Прикидывает, не опасно ли это, – подумал Викентий Павлович. – Решит, что нет…»
– А когда вы хотите его осмотреть? И как?
– Позволяете? – обрадовался Петрусенко. – Вот спасибо! Сегодня же туда и слазаю! Сейчас пойду, с вашим Варфоломеем и другими слугами договорюсь, они мне помогут.
На том и решили. Коробова поспешила в дом следом за сыном. Петрусенко предупредил Сашу, что часа через два они уедут в «Бородинку», и отпустил того к друзьям. Сам же пошел вокруг дома к черному ходу на кухню.
Пелагея Никитична встретила его, как родного, сразу предложила чай и пироги с вишнями. Он не отказался, но попросил позвать Варфоломея составить компанию: есть, мол, к нему дело. Кухарка тут же отправила парнишку, растапливавшего дровами печь. И скоро они втроем – Петрусенко, Варфоломей и Никитична – дружно чаевничали.
Похваливая пироги и чай, Викентий Павлович повернул разговор на лечебные травяные чаи. Никитична охотно стала рассказывать, какая травка от какой болезни полезная.
– А что, хозяева часто вашими талантами травницы пользуются? – спросил он.
– Как бы не так! – махнула рукой кухарка, впрочем, без обиды. – Госпожа свои заморские пахучие чаи любит. Всего один раз и просила для молодого князя отвар сделать, от простуды и жара.
– Верно, вечером, накануне злополучного дня, – сказал Викентий Павлович, словно припомнив. – Молоденькая гувернантка при мне упоминала: темный густой отвар пил мальчик.
– Ошиблась Аленушка! – возразила Пелагея Никитична. – Она и мне накануне говорила – темный чай был. Да только те травки, что я готовила, дают цвет легенький, приятный, светлый.
– А чай, значит, госпожа Коробова заказала? Сама и забирала?
– Сама, сама. Первый раз за все время на кухню спустилась – очень озабочена здоровьем князя была.
Петрусенко потянулся за новым пирожком, похвалил:
– Пироги – просто чудо! Не могу остановиться… Значит, все-таки Тамила Борисовна верит в целебные свойства трав? А о травах вообще она вас не расспрашивала?
– Нет, она с нами разговоры не шибко ведет. Вот Зинка ее – ну, вы знаете, я вам уже о ней рассказывала, – та все выспрашивала, выпытывала о Сычихе: правда ли, что колдунья травами и лечит, и травит людей, и в одурь вгоняет, и память забирает…
– Не скажи, Никитична, – возразил Варфоломей. – Хозяйка и самолично меня о Сычихе выспрашивала.
– Кто ж такая эта Сычиха? – удивился Викентий Павлович. – Не слыхал раньше.
– А это потому, что вы не местный, – объяснил Варфоломей. – Здесь в округе во всех селах ее знают. На хуторе живет, Дурдово называется, а еще – хутор колдунов. Их там несколько семей жило, высланных за колдовство. Давно уже… Все поумирали, одна Сычиха и осталась. Правнучка тех. А кто говорит – вовсе не правнучка, а сама из первых высланных, триста лет ей уже. Не знаю, что правда, но колдунья она настоящая.
– Ох, как интересно. – Викентий Павлович достал из жилетного кармана часы. – Но мне уже пора уезжать. Да, Варфоломей Гаврилович, завтра хозяйка прикажет яму в саду засыпать. Но только прежде я туда спущусь, посмотрю. У вас ведь есть веревка и ворот, на которых вы поднимали Степана?
– Есть, а как же!
– Тогда берите все, зовите еще мужиков и пошли.
Над ямой укрепили простенький, но надежный ворот, стали медленно опускать деревянную «люльку» вниз. И хотя над головой ярко светило солнце, через два метра в узком каменном мешке стало темно. Держась одной рукой за канат, Викентий Павлович светил себе фонарем. Почти сразу он увидел, что стены выложены камнем, а на одной стороне вырублены ступени. Нет, ни спуститься, ни подняться по ним казалось невозможным: время их разрушило, почти сровняло со стеной. Но когда-то… Значит, прав он был, сразу определив: эта яма – не колодец для воды.
Наконец Петрусенко ступил на дно, огляделся. Два прохода в две разные стороны уходили здесь под землей. Вернее, то, что от них осталось: контуры низких арок, заваленные обрушившейся землей и камнями. Отсюда – и острые каменные осколки на дне, и концы железных конструкций, торчащие из стен…
Викентий Павлович сориентировался: один проход явно вел когда-то в сторону дома, второй – к речному склону. Значит – подземный ход! Кто и зачем его здесь прокладывал? Возможно, еще первый хозяин и строитель «Замка»? И кто из сегодняшних обитателей «Замка» знал об этом подземелье? Ведь явно кто-то знал…
Наверху солнце ослепило. Петрусенко стал отряхивать одежду, потом сказал Варфоломею:
– Вернемся на кухню, смою с себя пыль веков.
Приводя себя в порядок, вытираясь полотенцем, он проговорил:
– Мрачное место эта яма. Истинная могила.
– Бедный Степан, – вновь всхлипнула Пелагея Никитична. – Молоденький еще совсем! А ведь какой добрый был парень, цветы, кустики, деревья любил. Хотел по-настоящему на садовника учиться, как его дядя.
Петрусенко вновь опустился на стул: его заинтересовало услышанное.
– А что, его дядя как-то по-особенному знал садоводство?
– Еще бы! Парамон Петрович не здешний родом-то. Его привезли из самого Санкт-Петербурга еще князья Берестовы. Не эти, которые во Франции сгорели, нет. Их родители. Давно это было, Парамон тогда сам молодой был, вот как Степан. Ты ведь тоже про то знаешь, Пелагея?
– Да как же не знать! – ответила кухарка истопнику. – Парамон Кузменков знатный у нас был человек. Сам потом рассказывал: принадлежал он от рождения одним князьям – фамилии не помню. Те его подростком забрали из деревни в Санкт-Петербург, отдали учиться одному иноземному мастеру по паркам, садам, скверам разным. Вместе со своим учителем он насаживал парки для царя! А потом его продали нашим Берестовым. Те приехали сюда, в «Замок», и Парамон стал им обихаживать сад. Не один, конечно, много тогда крестьян наших с ним работало, он руководил, да и сам не ленился. Аллея липовая еще осталась, и террасы к воде – все он устраивал.
– А потом, значит, тут и остался?
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
