гадать, к чему может привести сегодняшняя встреча и все же искушение было очень велико. Минуты все тянулись, но вот старшина выкрикнул новый приказ. Парус пошел вниз, пинасса развернулась и впереди показались палы пирса. Были поданы бросательные, и пинасса подтянулась к широкому трапу, спущенному с конца пирса прямо в воду. На этот раз вежливость русского офицера была как раз к месту: последний в шлюпку и первым из шлюпки, по старшинству — таков был флотский этикет. Хорнблауэр выбрался из маленькой каюты, ступил на трап и начал подниматься по нему, судорожно проверяя, чтобы треуголка сидела ровно и перевязь со шпагой заняла свое подобающее место. Как только он достиг конца трапа, кто-то прокричал приказ: его встречал почетный караул из двадцати солдат — гренадеров в синих мундирах и медвежьих шапках. Взяв оружие «На караул», они замерли с левой рукой, лежащей поперек груди, что человеку, привыкшему к отданию почестей Королевскими морскими пехотинцами казалось по меньшей мере странным, однако их мундиры и даже поза, показались вдруг странно знакомыми. Хорнблауэр понял, что они напомнили ему деревянных солдатиков, с которыми любил играть маленький Ричард — коробку немецких солдатиков, контрабандой доставленных с материка и преподнесенных его сыну одним из дипломатических друзей Барбары. Конечно же, русская армия была организована на немецкий манер, а Петр III даже ввел прусские мундиры. Хорнблауэр церемонно отсалютовал в ответ офицеру, командующему почетным караулом, стоя навытяжку достаточно долго, чтобы все сопровождающие успели к нему присоединиться; гусар что-то быстро говорил Броуну по-русски.
— Нас ожидают экипажи, сэр, — перевел Броун. Хорнблауэр уже видел их на конце мола — два больших открытых ландо, запряженные прекрасными лошадьми. На облучках сидели кучера в пудреных париках с кочками, одетые в красные кафтаны — не такие алые, как мундиры английской армии или ливреи британского королевского дома, а более мягкого, землянично-красного оттенка. Пара лакеев, одетых подобным же образом, держали лошадей под уздцы, еще двое стояли у дверей экипажей.
— Для старших офицеров предназначен первый экипаж, — объяснил Броун.
Хорнблауэр вскарабкался первым, Уичвуд и Харст следом за ним. Гусар последовал за ними с извиняющейся улыбкой и уселся напротив, спиной к лошадям. Дверцы закрылись. Один лакей сел на облучок рядом с кучером, другой вспрыгнул на запятки и лошади рванули вперед. Дорога пролегала через обширный парк, в котором тщательно ухоженные газоны чередовались с купами изящно подстриженных деревьев. Тут и там фонтаны поднимали к небесам свои величественные струи, а в мраморных бассейнах плескались мраморные наяды. Случайные повороты дорожки открывали прекрасные виды на лужайки, спускающиеся правильными террасами; то и дело попадались длинные мраморные лестницы и красивые маленькие мраморные павильоны и за каждым поворотом, у каждого фонтана и каждого павильона стояли часовые, при проезде экипажей вскидывающие ружья «на караул».
— Три последних царя были убиты. Только женщины-императрицы умирали в своих постелях, — заметил Уичвуд, — Александр принимает меры предосторожности.
Экипаж снова резко повернул и выехал на широкую, усыпанный гравием плац; на противоположной его стороне Хорнблауэр успел разглядеть дворец — довольно-таки беспорядочное здание в стиле рококо из розового и серого камня, с куполами, венчающими каждое из крыльев. Затем экипажи подкатили ко входу, где их приветствовал очередной часовой, а лакей в пудреном парике распахнул дверцы. Произнеся несколько вежливых слов по-русски, гусар провел все общество вверх по розоватым мраморным ступеням в величественную приемную. Рой слуг бросился им навстречу, чтобы принять шлюпочные плащи. Хорнблауэр снял треуголку и сунул ее подмышку, остальные последовали его примеру. Створчатые двери напротив распахнулись и, пройдя сквозь них, они были встречены величественным господином в белом парике, чей мундир — по крайней мере, его части, виднеющиеся из-под густого золотого шитья, — также были окрашены в красный цвет Империи. В руке у него был тяжелый жезл черного дерева, инкрустированный золотом.
— Кочубей, — представился он на прекрасном французском, — гофмаршал двора. Коммодор Хорнблауэр? Лорд Уичвуд?
Они поклонились ему, и Хорнблауэр представил остальных; он заметил, что гофмаршал скользнул внимательным взглядом по мундирам прибывших, словно хотел убедиться, что ничто недостойное двора Его Величества не проникнет далее во дворец. Затем он снова повернулся к Хорнблауэру и Уичвуду.
— Его превосходительтво морской министр был бы счастлив, если бы коммодор Хорнблауэр смог бы уделить ему время для короткой беседы.
— Всегда к услугам его превосходительства, — ответил Хорнблауэр, — однако сейчас я нахожусь здесь по приглашению Его Императорского Величества.
— Превосходно, сэр. Пройдет еще некоторое время, прежде чем Его Императорское Величество примет вас. А его превосходительство министр иностранных дел между тем будет счастлив, если лорд Уичвуд уделит ему свое внимание на несколько минут.
— Всегда к услугам его превосходительства, — поклонился Уичвуд. Для человека его опыта, французский полковника был исключительно беден.
— Благодарю вас, — ответил Кочубей.
Он повернулся и жестом подозвал еще трех офицеров двора. Золота на их мундирах было меньше, чем у Кочубея и по золотым ключам, видневшимся под отворотами, Хорнблауэр понял, что это камергеры. Последовали новые представления и новые поклоны.
— А теперь не будете ли вы любезны последовать за мной, сэр — обратился Кочубей к Хорнблауэру.
Двое камергеров занялись младшими офицерами, один — Уичвудом, а Кочубей увлек Хорнблауэра за собой. Уходя, Хорнблауэр окинул прощальным взглядом своих сопровождающих. Даже бесстрастный Харст, даже рассудительный и осторожный Маунд выглядели несколько испуганными, оставшись без своего коммодора здесь, в императорском дворце и напоминали детей, отданных своими родителями под присмотр незнакомой няньке. Но выражение лица у Броуна было совсем иным — его зеленые глаза возбужденно горели, черты лица заострились, и он бросал по сторонам взгляды, как человек, готовящий себя к решительным действиям. Хорнблауэр ощутил, как на него накатывает волна дурных предчувствий — ступив на территорию Российской империи, он от волнения совсем позабыл про Броуна, про украденный пистолет — про все связанное с его секретарем. Ему нужно было время, чтобы все хорошенько обдумать, но Кочубей не оставлял ему этого времени. Они прошли сквозь великолепный зал — Хорнблауэо успел лишь мельком взглянуть на мебель, картины и статуи, — и сквозь створчатые двери, распахнутые перед ними двумя лакеями; последних, казалось, во дворце были сотни. Коридор был широк и просторен и напоминал, скорее, картинную галерею, но Кочубей прошел по нему всего несколько ярдов. Неожиданно он остановился у неприметной двери, перед которой стояли еще два лакея, живо вытянувшихся при их приближении. Дверь выходила прямо на крутую винтовую лестницу, на половине которой находилась другая дверь, охраняемая четырьмя огромными солдатами в розовых мундирах, высоких сапогах и мешковатых шароварах, в которых Хорнблауэр узнал казаков, которых первые видел воочию. Даже
