Книга С.С.С.М. - Марципана Конфитюр

— С уничтожением лучше не торопиться, — сказал Свинстон. — В наших руках заложник, которым можно будет неплохо воспользоваться при случае. По крайней мере, потребовать за него выкуп.

Краслен сжал кулаки под столом. Да как они только смеют рассуждать о теле Вождя в таком тоне! Ничтожества, кровопийцы, угнетатели, эксплуататоры… Ах, если бы Вождь был жив, если ли бы он только был жив…

Тяжелая рука Свинстона легла ему на плечо.

— Мистер Кирпичников, по нашим сведениям, вы владеете брюннским языком… А ваш агентский опыт! Он просто бесценен! Буеров никогда не ошибался в людях, и мы верим вам так же, как верили нашему безвременно ушедшему подголоску! Вы ведь не откажетесь еще раз послужить на благо капитализма?

— Разумеется, господа, можете не сомневаться!

Как будто у Краслена были другие варианты ответа! Как будто он не видел мускулистых ребят с револьверами, встретивших компанию у входа, расставленных по всему зданию, дежуривших за дверями тайной комнаты! Впрочем…

Статус ангеликанского агента даст ему множество преимуществ в деле спасения Вождя. К тому же оживин действительно нельзя оставлять в руках Шпицрутена. Краслен отправится за учеными и их изобретением в фашистскую страну. Только действовать, разумеется, будет не в интересах буржуазии…

Капиталисты еще долго переругивались, спорили, решали, кем наполнить демократически избранный парламент, мечтали об окончании кризиса и разглагольствовали о войне. В результате прозаседали аж до полуночи. Когда по основным вопросам была, наконец, достигнута договоренность, разбились на группки и продолжили общение в тесном кругу. Свинстон подтащил Кирпичникова к полукруглому окну, за которым открывался потрясающий вид на Манитуан, и попытался завести с ним разговор по «душам».

— Какая ночь… Нет, вы только посмотрите, какая ночь, — романтически мямлил капиталист. — А эта полная луна! Она прекрасна! Она словно серебряный шиллинг, который никогда не скатится с небосвода, никогда не потеряет в своей стоимости!.. Признайтесь, Кирпичников, наше предложение о сотрудничестве стало неожиданным для вас?

Краслен смотрел на разноцветные прожекторы, сверкающие рекламы, огни театральных вывесок, подсветку небоскребов и думал о нелегких буднях ангеликанских работников ГЭСов и ТЭСов.

— Разумеется… Еще утром я был пленником, а вечером оказался секретным агентом!

— Но вам же не привыкать к этой роли?

— О да! И все-таки такое быстрое превращение… Я думал, подобное возможно только в кинофильмах.

— Не только, мистер, не только! — встрял в беседу оказавшийся рядом фабрикант шинелей. — В современном мире все так быстро меняется! Не успеешь удивиться пылесосу, а тут на тебе — уже и радиовидение изобрели! Впрочем, позвольте представиться: Лесли Уилсон!

— Э-э… Очень приятно!

— Не знаю, как вы, Кирпичников, а я уже ничему не удивляюсь, ни-че-му! Господи, кто бы мог подумать еще лет тридцать назад, что женщины будут требовать избирательного права!? Кто? Женщины! Избирательного права! Ха-ха-ха, уму непостижимо!

— Это его любимая тема, — заметил Свинстон. — Если Уилсон не говорит о шинелях, он говорит об избирательном праве.

— А почему, собственно, нет? Почему нет, Свинстон? Не обращайте на него внимания, Кирпичников! Не обращайте внимания! Знаете, я чрезвычайно рад знакомству с настоящим борцом за капиталистическое дело! Думаю, мы с вами должны выпить. Я приглашаю! Отведаем лучшего виски, какое найдется в «Гранд-Паласе», а потом я подарю вам черный кожаный плащ из своей продукции! Замечательный агентский плащ с ангеликанскими буквами на пуговицах!

— А я шляпу презентую, — сказал Свинстон.

«Шпионская черная шляпа, чтобы надвигать ее на глаза! — подумал Кирпичников. — Еще бы! Все именно так, как описывалось в наших газетах!».

Глава 19

На борту дирижабля "Барон фон Зеслау", взявшего курс на Брюнецию, Краслена больше всего впечатлили не расшитые золотом мундиры проводников, не шикарные каюты с кружевными занавесочками и цветочными обоями, не виды за иллюминаторами прогулочной палубы и даже не цены на достаточно посредственные блюда, предлагавшиеся в ресторане. Сильнее всего Кирпичников поразился, что на цеппелине есть курительный салон. Как же так, разве не запрещен открытый огонь здесь, поблизости от надутого взрывоопасным водородом баллона? Не тут-то было. Развращенные капиталисты даже во имя безопасности не хотели отказываться от своих вредных привычек. Войдя в курилку, Краслен обнаружил там нескольких мистеров, дымивших специальными закрытыми трубками, повторявшими формой аэростат, но прежде всего наводившими на мысли о торпеде или авиабомбе. Вокруг них, рассевшихся за столом, безуспешно вертелась одна мисс: одетая в брюки, коротко остриженная, носившая простую черную беретку вместо вычурной шляпы и сжимающая в зубах все ту же "авиабомбу", она явно не разделяла буржуазных взглядов на положение женщины в обществе. Курильщики, видимо, не отличавшиеся прогрессивным мировоззрением, притворялись, что не замечают девицу, изучали разложенную на столе газету и спорили о том, как долго еще будет падать курс шиллинга.

Кирпичников немного побродил по прогулочной палубе, поглядел в иллюминаторы на четкие клеточки участков ангеликанских фермеров-единоличников. Пристроившаяся поблизости немолодая дама с лисой на одном плече и свастикой на другом бурно восхищалась зрелищем разумно организованного сельскохозяйственного производства. Краслену вид мелкобуржуазной деревни показался унылым. Последнее время заграничные достопримечательности почти перестали его интересовать: чтобы их представить, можно было бы ограничиться чтением красностранских газет и не покидать родного завода… "Ах, родной завод! Когда-то доведется на него вернуться?.." Краслен оторвался от поручня, решил прогуляться до салона первого класса.

Здесь тоже не нашлось ничего интересного. На сцене вовсю наяривал джаз-банд: несколько парней вертелись с духовыми, один бренчал на виолончели, непрерывно дрыгая отставленной в сторону левой ногой, еще один — то ли негр, то ли в гуталине — восседал за пианино. Если фокстротики, звучавшие на пароходе, Кирпичников еще более-менее мог переносить, то от этой "музыки" у него болели уши. О господах и дамах, которые отплясывали что есть мочи, явно нельзя было сказать того же. Обслуга, снующая туда-сюда по залу, едва успевала уворачиваться от мечущихся в угарном танце богатеев. Лишь несколько картежников, увлеченных азартной игрой, не поддавались общему безумию: у них было свое собственное. На все это безобразие довольно взирал откормленный розовощекий субъект с красной розой в петлице фрака и бокалом вина в холеной лапе — огромный портретище Отто Шпицрутена.

— Вам нравится джаз? — спросила по-брюннски невесть откуда взявшаяся дама со свастикой и лисой.

— Терпеть не могу, — честно признался Киричников.

— Представьте, я тоже! У нас в Брюнеции никогда не играют джаз, здесь его разрешили в виде ислючения, ради иностранных туристов! Хотя вряд ли стоило потакать таким низменным вкусам. Джаз это музыка черных! А что хорошего могут придумать эти черные?

"Музыка толстых!" — хотел поправить даму