— Мне пора, — я встаю с извиняющейся улыбкой.
— Идём, — без лишних слов Дальский берёт меня за руку и мы выходим из ресторана, забыв про одно из самых сложных испытаний.
Лифт.
Стоит вступить под зеркальный свод и я пьянею, хотя в моей крови ни капли алкоголя. И уже не я, кто-то другой, призывно прислоняется к перилам, не отводя взгляда от мужчины напротив. И Дальскому не нужно повторное приглашение.
Он фиксирует над головой мои руки, издевательски-медленным движением касаясь запястья, скользя ниже, по локтю, предплечью. Очерчивая контуры груди, пока, наконец, его ладонь не ложится на талию, прижимая меня к твёрдому телу.
— Так что там с именем? — насмешничает он, кажется, даже не думая целовать.
— Всё прекрасно, Александр Германович. — Последние два слова — шёпотом и выгнувшись так, чтобы коснуться грудью груди.
И Дальский срывается, отпуская мои руки, притягивая ещё ближе, но… Деликатное «дзынь» прерывает так и не случившийся поцелуй, и, расправив юбку, я первая выхожу из лифта. Правда, шагов позади не слышно и я разворачиваюсь, чтобы убедиться — что-то случилось.
Дальский стоит рядом с лифтом и держит телефон у уха, мрачнея на глазах, но, стоит ему увидеть вопрос в моём взгляде, и уверенная ладонь ложится на талию, подталкивая в сторону выхода.
— Издеваетесь? — Ко мне возвращается начальник-айсберг. — У меня весь дом в датчиках. Если бы что-то случилось, я бы уже знал. Нет. — Мы выходим из здания и он открывает передо мной дверь машины. — Хорошо.
Последнюю фразу я не слышу, но свершившаяся неприятность заметна и по его лицу.
— Что произошло? — спрашиваю я, когда он садится на водительское место.
— Соседи утверждают, что я их затопил, — кривится он и трогается с места.
— Ты серьёзно?!
— Более чем. — Дальский выруливает с парковки и вылетает на проспект под жёлтый сигнал светофора. — Оль, ты не против, если мы сначала заедем ко мне? Успокоим этих… соседей и я отвезу тебя домой.
— Я могу вызвать такси, — пожимаю я плечами, глядя как мимо пролетают огни ночного уже города.
— Не смеши, — усмехается он.
Предвкушение схлынуло, словно его и не было, а я пытаюсь осознать внезапную человечность Дальского. Проблемы с братом, взаимное желание со мной, дотошные соседи, наконец. Всё как у всех, только масштабы покрупнее.
Ивановский сквер, поворот и большой красивый дом в современном стиле. Даже подземный паркинг здесь уютный. И лифт, не хуже, чем в нашем местном небоскрёбе. А ещё я, демонстративно смотрящая куда угодно, кроме Дальского, чтобы не дать волю, заинтересованно поднявшему голову, азарту.
Нет, сегодня обойдёмся одним лифтом.
— И где возмущённые соседи? — Я оглядываюсь, но с моего прежнего визита здесь ничего не изменилось.
— Прячутся, подозревая, что именно я отвечу на их претензии. — Дальский открывает дверь квартиры и пропускает меня первой.
Срабатывает датчик, включается яркий свет и я слепну на несколько мгновений, слыша лишь звук захлопнувшейся за спиной двери. Открываю глаза. Оборачиваюсь на Дальского.
— Кто-то говорил, что не врёт, — улыбаюсь я, качая головой, и касаюсь ближайшего белоснежного лепестка.
— Это сказала ты — не я.
Прихожая, коридор, гостиная — цветы повсюду. Белые, кремовые, нежно-розовые и нежно-голубые, всех пастельных оттенков, какие только можно представить. И нет удушающего запаха цветочного киоска — аромат едва уловимый, сладкий и свежий. Стук каблуков сопровождает моё медленное путешествие по этому цветочному царству, а пальцы касаются то одного бархатистого лепестка, то другого.
— Соседи больше не возмущаются? — спрашиваю я не поворачиваясь.
— У меня нет соседей снизу, — просвещает меня Дальский и я чувствую прикосновение к плечу, скользящим движением спускающееся до запястья. Он берёт меня за руку. — Они не живут в России.
— Тогда зачем им эта квартира?
— Ты уверена, что хочешь поговорить именно об этом? — с тихим смешком он увлекает меня к кухонному острову, освобождённому от цветов.
— Всё остальное напрочь исчезло из сознания, — признаюсь я под его смех.
— Это тебе. — Дальский протягивает мне обычный конверт без опознавательных знаков.
— Знаешь, я начинаю тебя боятся, — честно заявляю я и, спрятав руки за спину, делаю шаг назад.
Почти в вазу, но на этот раз обходится.
— Чего? — он демонстративно осматривает конверт со всех сторон. — Сложенного листа бумаги? Брось, Оль, это же не украшения, и даже не ключи.
— Уверена, что всё гораздо хуже, — качая головой я продолжаю пятиться, периодически посматривая назад.
— С каких пор ты стала трусихой?
— С тех пор, как ты ушёл в отпуск. Напрягает, знаешь ли.
Дальский продолжает надвигаться на меня медленно, но неотвратимо, а я не могу определиться с тем, что чувствую. И по всему выходит, что трусихой я так и не становлюсь, зато испытанные в лифте эмоции возвращаются, умноженные на три.
Неудивительно, ведь такому Дальскому я отдалась бы и на рабочем столе. Как хорошо, что о таких его способностях я узнала гораздо позже увольнения!
— Оля.
— М-м? — уперевшись спиной в стену, я инстинктивно хватаюсь за ручку и открываю дверь, едва не проваливаясь спиной вперёд.
Но Дальский как всегда вовремя. Подхватывает, не позволяя упасть и делает шаг вместе со мной. Смятый конверт плавно опускается на пол, как памятник моей неустойчивости. Неустойчивости во всех смыслах.
— Нет, — отзываюсь я, глядя в его глаза.
— Попалась, — отказывает он даже в шансе на спасение.
Потому что мы — в его спальне и здесь царят его законы. Его, но… я первая тянусь к пуговицам его рубашки. Слишком долго, и Дальский рывком снимает её через голову. Одна ночь! Столько я не чувствовала его рук на своём теле, а ощущение, словно я год на голодном сексуальном пайке.
Где-то теряется мой топ, но я уже не помню, что он на мне был. Ещё три шага назад и Дальский роняет меня на кровать. И может, я бы притормозила, если бы, как в романах, ощутила прохладную гладкость простыней. Но какие, к чёрту, простыни! Кому они нужны, когда кожа горит нестерпимым зудом, вылечить который может только он.
Мой личный айсберг.
И Дальский оправдывает звание, губами, руками и языком избавляя меня от желания тереться об него всем телом. Разжигая внутри то, от чего нет спасения.
Только мгновением позже всё исчезает и я не сдерживаю разочарованный стон.
— Куда? — выдыхаю, приподнимаясь на локтях.
Не собираясь отвечать, он возвращается к конверту, чтобы вместе с ним устроится на постели, подогнув под себя одну ногу.
