Слезы, которые она долго сдерживала, хлынули ручьем. Она плакала навзрыд, зная, что кругом нет ни души. Джоан оплакивала свою сестру, так рано ушедшую из жизни, оплакивала своих родителей, которых ей всегда будет не хватать, и скорбела о ребенке, которого никогда не будет держать на руках.
Она плакала и по Андерсу, который являлся ей в снах почти каждую ночь. Она будет плакать по нему всю оставшуюся жизнь.
– Поплачь, Джоан.
Она застыла от ужаса, но в следующий момент облегченно перевела дух. Андерс опустился на колени рядом с ней.
– Оставь меня, – всхлипнув, сказала Джоан, но он, как всегда, сделал по-своему. Обхватил ее руками, привлек к себе и держал у своей груди, не обращая внимания на попытки Джоан вырваться, – Уходи, – повторила Джоан, но он лишь покачал головой, и, когда из ее глаз снова полились слезы, она невольно нашла утешение в его объятиях.
– Поплачь, – повторил Андерс.
И внезапно мучившие Джоан вопросы потеряли свое значение. Главное, что Андерс здесь, рядом с ней. Он был скалой, на которую можно опереться. Джоан позволила себе прильнуть к нему, потому что у нее было недостаточно сил, чтобы встретить эту трудную для нее минуту в одиночестве.
– Нэнси любила тебя, – сказал он.
– Нет, она ненавидела меня. Как я могу воспитывать ее дочь, когда она так относилась ко мне? – проговорила Джоан сквозь слезы. – Пора признать правду.
– Какую правду? – спросил Андерс. – Сегодня я узнал настоящую правду. Я выяснил, как погибли Брэндон с Нэнси, поэтому не смог прийти к тебе. Я подумал, что ты еще слишком слаба, чтобы вынести это, и решил, что расскажу об этом позже, когда ты поправишься.
Андерс глубоко вздохнул. Джоан показалось, что его темно-синие глаза подернулись влагой.
– Нет, я хочу знать это сейчас, – сказала она.
– Только не здесь.
Андерс встал с колен, поднял Джоан, и повел ее с кладбища. Джоан дрожала, и Андерс накинул ей на плечи свой пиджак.
– Ты замерзла, нездорова, тебе лучше быть дома сейчас…
Андерс осекся. Джоан наложила табу на слово «дом», под которым подразумевался его роскошный особняк. И, как ему ни тяжело было смириться с этим, он должен был уважать ее желание.
– Я не могу вернуться, Андерс.
– Мы могли бы посидеть в машине, – предложил он.
Джоан едва заметно кивнула.
Выплакав, казалось, все слезы, Джоан чувствовала себя измотанной, но какой-то отрешенной; Это было очищение, но столь сильное, что она вообще не ощущала никаких эмоций.
В машине Андерс включил обогреватель, и Джоан быстро согрелась.
– Они не пили в ресторане, – сказал Андерс, и Джоан поняла, кого он имел в виду. – Наркотики в их крови тоже не обнаружили. Дэвид привез результаты вскрытия и прочитал мне самые важные места, опуская незначительные детали.
– Но швейцар сказал, что Брэндон шатался, когда выходил из ресторана, – возразила Джоан. – По его словам, он был настолько пьян, что у него даже язык заплетался.
– У него был инсульт.
Джоан ахнула и зажала ладонью рот. Ей казалось, что крик отчаяния, звучавший у нее в голове, слышен за сотню миль отсюда.
– У Брэндона произошел инсульт в ресторане. Но он смог дойти до автостоянки, сесть за руль и даже проехать какое-то расстояние. А потом… Очевидно, его состояние ухудшилось, и он потерял управление машиной. Никто же не знал этого, поэтому швейцар и подумал, что он пьян, тем более такое случалось довольно часто. Самое печальное, что в тот день они отмечали начало новой жизни. Они с Нэнси решили резко изменить образ жизни и захотели отпраздновать это событие.
– Откуда ты знаешь об этом? – спросила Джоан.
– От Маргарет. Когда она вернулась из магазина, у нас с ней состоялся длинный разговор. Я думаю, она ждала все это время, что я спрошу ее о последних днях жизни Брэндона и Нэнси.
– Скорее всего, – согласилась Джоан. – Она и со мной пыталась заговорить, но я отмахнулась от нее.
– Напрасно, – мягко выговорил ей Андерс. – Нам обоим следовало поговорить с ней. Твоя сестра любила тебя, Джоан. Она сказала Маргарет, что ты была права, говоря, что она не живет, а прожигает жизнь, что это чревато опасными последствиями и что пора остепениться. Нэнси также сказала, что и сама хочет остановиться и взяться за ум. Она гордилась тобой, Джоан, хотела быть похожей на тебя. Тебе следует поговорить с Маргарет, – посоветовал Андерс. – Тебе это поможет.
Джоан задумчиво кивнула.
– Маргарет передала мне несколько пленок, которые они снимали домашней кинокамерой. – Андерс замолчал, проглотив ком в горле. – Когда я вставлял пленку в проектор, то готовился увидеть самое худшее. Какую-нибудь пьянку, плачущую Джойс в коляске, задвинутой в дальний угол… В общем, не знаю, что я ожидал увидеть, но то, что появилось на экране, основательно потрясло меня. Там была настоящая любовь.
– Любовь? – удивилась в свою очередь Джоан.
Она решила, что ослышалась, что не так поняла его. Но Андерс медленно кивнул.
– Они любили друг друга. Постороннему человеку эти домашние фильмы показались бы скукой смертной. Камера запечатлела, как Брэндон и Нэнси ворковали не только над колыбелькой Джойс, но и друг с другом. И хотя я, может, не очень разбираюсь в сердечных делах, но даже мне было очевидно, что эти двое любят друг друга.
– Почему тогда она говорила все те ужасные вещи? – в недоумении спросила Джоан.
– Трудно сказать. Возможно, так ей было легче, – мягко ответил Андерс, глядя на ее удивленное лицо. – В голове у нее был сумбур, и она пыталась таким образом убедить себя, что знает, что делает. Не исключено, что она завлекла Брэндона в свои брачные сети, потому что очень сильно любила его и не хотела терять. Я не знаю, что было в действительности, но если ты посмотришь эти фильмы, то сразу поймешь, что они любили друг, друга.
– Мы можем показать это Джойс, когда она подрастет, – прошептала Джоан.
– Ты покажешь это Джойс, – мягко поправил ее Андерс. – Я люблю ее, но, несмотря на твои сомнения, на все остальные трудности, я убежден, что лучше тебя ее никто не воспитает. Из тебя получится прекрасная мама. – Рука Андерса скользнула по животу Джоан, где должен был быть их ребенок, и по его щекам покатились слезы. – Ты была бы великолепной мамой и для этого малыша.
– Прости меня, Андерс. Может, я действительно взяла на себя слишком много. Вышла на работу после всего, что пришлось пережить, вставала к Джойс по ночам…
– Шшш. – Он приложил палец к ее губам. – Не трави себе душу. Я никогда не ругал тебя. Я себя во всем виню.
– Почему? – спросила Джоан, ничего не понимая.
Ей было тяжело смотреть, как Андерс, обычно такой сильный, такой уверенный в своей правоте человек, гордый и независимый, мучается сомнениями и страдает. Она переживала вдвойне, осознавая, что эту душевную боль и страдания они причинили друг другу невольно, не желая этого.
