этого не видно?
Парень улыбается и машет в отрицании. Я от возмущения задыхаюсь, но отмалчиваюсь. Буду я еще тратить свое время на противную училку. Лучше крепче обниму парня, которого не видела почти неделю.
Вчера я поздно приехала с победой. Глеб не смог прийти ко мне, хоть и хотел. Поэтому я получаю лавры победительницы от любимого с опозданием.
Но к счастью, сейчас Люся здорова. Утром они были у врача. И сразу пришли в школу.
Как Глеб сказал, не мог больше терпеть в дали от меня.
Мое каменное сердце с каждым его словом оживает. Я с теплотой отщепляла воспоминания и собирала их в копилку. Чтобы в будущем я могла поднять себе настроение, открыв ее.
Это ведь так ми-ило.
Меня точно влюбленность отупляет.
— Расскажешь как прошел конкурс? Кто был? Кого видела?
Вопросы Глеба невинны. Он интересуется, потому что ему интересна я. Вся я. Как дышу. Что нравится. Что воодушевляет.
Но я с ужасом ждала этот вопрос. И все же не была готова к нему.
Потому что не знала. Говорить ему про Матвея или нет.
Если скрыть — не будет ли это ложью. А если рассказать — не разозлиться ли он.
— Был Рома, Арина и Денис.
— И все?
— И конкурсантки, — смеюсь я. Куда уже без них.
— И все?
— И…, — звонок прервал мое трепыхание.
Глеб обернулся на звук. Он взял мою руку и потянул за собой. Я шла за ним, но чувствовала камень в груди. Отвратительное чувство вины. Мое сердце окаменело от этого. Идти мне было трудно. Я передвигала ноги, но казалось, что у них увеличился вес.
Глеб не заметил моего состояния. Он проходил сквозь толпу танкером и тащил меня на прицепе. Около кабинета он остановился. Что-то заставило замереть его.
Я подняла голову и увидела Матвея. В его глазах я видела приговор. Он уставился на наши руки, провел взглядом по руке вверх и остановился на моем лице. И этот засранец, который кажется недалеким в плане чувств других. Он словно не замечает, что другие люди тоже умеют чувствовать.
Но это ложь.
Он прочитал мою вину. Потому что он заглянул в мои глаза и улыбнулся. Как победитель. Как тот, кто знает секрет в обход другому.
— Рассаживайтесь, — Маргарита Геннадьевна прошла мимо меня.
Я отцепилась от Глеба и села за свое место.
Арина сидела уже на месте. Она не поднимала головы, когда одноклассники заходили. И даже когда учительница проводила перекличку. Она ожесточенно чертила на бумаге линии, а потом стирала их.
— Держи, — протянул ей чистый листок. — Твой скоро истончиться.
Она молча приняла и отбросила карандаш.
Понимала ли я ее чувства?
Частично.
Жалко ли мне было ее?
Жалко.
Но жалела ли я о том, что выбрала Глеба?
Не знаю. Может чуть-чуть. Примерно одна тысячная или даже миллионная процента.
— Так Малахова, — начала избиение младенца Маргарита Геннадьевна. — Твой анализ «Не жалею, не зову, не плачу…». Где он?
— В тетрадке.
— В какой? — прошипела учительница и уперлась ладонями в рабочий стол.
Опять по старой. Эта женщина каждый свой урок начинает с «Малаховой». Я скоро буду думать, что родственница сосланного телевизионного ведущего. Пусть говорит она свою любимую фамилию где-нибудь дома. Подальше от меня.
Потому что это начинает создавать внутри меня воронку. Которая втягивает в себя многое. Бешенство на учительницу, вину к Глебу, сочувствие к Арине, гнев на Матвея. Смерч нарастает. И вот-вот наступит торнадо.
— В толстой, — смешок в классе прервал меня. — В линеечку. На сорок восемь листиков. На обложке котенок с надписью «Китти».
— Хватит!
Озверевший окрик и стук по столу. Возможно задрожали стекла в кабинете.
Но не я.
Потому что торнадо внутри меня наступает.
Одноклассники переглядывались, но смеяться перестали. В открытую враждовать с учительницей для них в новинку. Но каждый урок эта мегера спрашивала меня. Все ответы, задания, пересказы.
Всё!
Меня это достало.
Возможно ее шутка капельку затянулась. Но пусть она уже поймет, что пытать Малахит вредно для здоровья. Я могу терпеть насмешки, постоянные придирки. Какое-то время. Но и мое терпение имеет свойство кончаться.
Тетя тоже допрыгалась. Сейчас мы при встрече только здороваемся. Ее попытки сделать из меня современную золушку канули в прошлое. Она не дотянула до уровня злой мачехи, а я до сказочной героини из сказки.
Сейчас это предстоит увидеть и учительнице.
— Малахова, выйди в центр и расскажи стихотворение.
— Любое?
— То самое. Анализ которого пропал.
Встаю с места и прохожу в центр. Я осматриваю бегло ее стол. Не мог он исчезнуть без чей-либо помощи извне. Раз училка не на моей стороне, буду действовать напролом.
— Анализ не пропадал. Пропала тетрадка. Но для учительницы литературы логика и причинно-следственная связь не знакомые понятия?
Встала в центре и скрестила руки. Моя поза расслаблена. Но кто бы знал, что мне приходится удерживать себя.
Что мне хочется вцепиться в волосы мегеры и расцарапать ее лицо.
Что мне хочется скинуть с ее стола все вещи и найти свою пропажу.
И что мне приходиться прикладывать усилия не делать этого.
— Ты договориться хочешь?
— Я справедливости хочу.
Маргарита Геннадьевна подошла ко мне. И она достигала меня в росте, к моему удивлению. Она была на каблуках. Но все же. Эффект хорош.
Она заглянула в мои глаза на прямой линии. И меня это радует. Можно посоревноваться в софистике. Противник — сойдет.
— Ты хочешь показать кто из нас крутой, — начала женщина и ее ноздри раздулись.
Первый раунд.
Начинаем.
— Вы находите меня крутой, — медленно начала я. — Если так, то ваши попытки прогнуть меня есть показатель принятия.
— Принятия?
— Что я достойна крутости. Что я… смогу ответить вам по уровню.
— Да ты….
— Вы сказали, что пропал анализ. Но про тетрадь вы ничего не сказали. Вывод: тетрадь не пропала, а только анализ. Кто-то выдрал страницу из моей тетради. И вы это знали. А исказили факт так, словно я виновата в отсутствии анализа. А не вы. Потому что позволили кому-то выдрать мой анализ из моей тетради. Я права?
И это был нокаут.
Учительница, которая недавно смотрела мне прямо в глаза, упала.
Не на колени. Но ее ноги точно подогнулись. Ошарашенное лицо, страх в глазах.
Я что права?
Я угадала?
Йеху-ла.
Оглядываю класс. Все с одинаковым шоком смотрели на падение авторитета учительницы. И только один смотрел на меня.
Света прожигала во мне дыру. Взгляд с обещанием кары.
— Садись, Малахова, — сипло пробормотала женщина и махнула мне рукой.
Я не я, чтобы не послушать.
И немного
