— Это так трогательно — как ты о своей маме заботишься. Повезло ей. И тебе тоже повезло.
На этих словах Лера ни разу не лукавила! Она никак не могла избавиться от навязчивой, въедливой зависти, когда слышала от людей реверансы в сторону мам. Своей ведь у нее не было. То есть была, конечно, Богдана. Милая, хорошая, строгая, ставшая, в итоге, роднее всех родных.
Но порой бессонными ночами девочка лежала, уткнувшись глазами в потолок, и пыталась представить, каково это — жить с настоящей мамой. Когда тебя все детство, прямо с рождения воспитывает одна и та же женщина. Отводит в садик, дует на разбитые коленки, обнимает на ночь и, ласково поглаживая лобик, читает про озорную врушку Пеппи. Казалось, в этом кроется некая тайна, причастность к которой сулила все блага мира, и которая, к огромному сожалению, пролетела мимо нее.
Однажды на уроке русского языка Лера услышала про страдательный глагол. После того занятия девочка все ночи, посвященные мечтам о биологической маме, называла про себя «страдательными». К утру обычно удавалось себя убедить, что без разницы, кто ее вырастил. Ведь Богдана передала приемной дочери все тепло нерастраченной любви, отогрела замороженное детское сердечко настолько, что оно забилось в нормальном, ожившем ритме. Наверно, нечестно по отношению к ней вот так лежать и грезить о той, что тебя бросила.
Но как бы девочка не настраивала себя на податливость судьбе, на всеприятие и всепрощение, все равно в уголке ее души оставался малюсенький кусочек авторской пустоты, сотворенной бросившей ее однажды мамой. Той, что полюбила когда-то выпивку сильнее своего ребенка, а в последствии и сильнее собственной жизни.
Лера всхлипнула и отвернулась, чтобы незаметно вытереть набежавшую слезинку. Она поймала обеспокоенный взгляд темных глаз, смущенно спрятала лицо за ладошками и пробормотала:
— Прости. Я обычно не реву при свидетелях, но… Просто очень скучаю по бабушке. Она три года назад умерла, а я так без нее и не научилась… Все время открываю кулончик и смотрю на ее фотографию, когда стою на распутье. Ищу в ее глазах одобрение или подсказку.
В следующую секунду Альфа уже сидел рядом и бережно обнимал, щедро позволяя окунуться в теплое море своего сочувствия.
Именно в этот момент Леру пронзило четкое осознание. Есть теперь еще одна пара глаз, в которые хочется заглянуть в поиске одобрения или подсказки, согреться в их ласково-насмешливом блеске, найти потерянную себя, заплутавшую в жизненных дебрях. Она провела пальцами по колючей щеке и прошептала:
— Спасибо.
Их губы неотвратимо потянулись друг к другу, все ближе и ближе… Однако, к обоюдной досаде, момент их слияния беспардонно нарушил рингтон из кармана Альфы. Наверно, стоило вызов проигнорировать, но, видимо, игнор не являлся сильным местом мужчины. Он, недовольно нахмурившись, включил кнопку принятия вызова и Лера услышала знакомые, пробирающие до печенки слова:
— Рад тебе взаимно, дорогой!
Глава 41
— Я тебе не рад и никогда рад не буду. Зачем звонишь? Собираешься явиться с повинной? — рявкнул Альфа в микрофон. Ваграм по обыкновению говорил настолько громко и отчетливо, а ее жених сидел так близко, что Лера услышала ответную реплику:
— Жизнь, дорогой, неизбежно посылает замысловатые сюжеты. Приходится идти на контакт с противником, когда у него есть необходимое тебе, а у тебя — необходимое ему.
— Тебе нечего мне предложить, — заявил мужчина, но уже не так уверенно. Лера считала по глазам его беспокойство за мать, и тут же настрочила сообщение Сове:
— Дина, с Любовью Сергеевной все в порядке? Альфе нужно знать прямо сейчас!
Та отозвалась оперативнее автоответчика:
— Она в порядке. Чай пьем с печеньем. Что за наезд?!!! И с каких пор ты посредничаешь между мной и Альфой?!!!
А следом за первым прилетело другое смс, на октаву повыше:
— Давыдова, это твоих рук дело? Будешь внедрять в Альфу сомнения по поводу моего профессионализма, готовься к сэппуку!
Лера показала ответ Совы жениху, — нет, не про сэппуку, а про мать! — а, когда тот кивнул, на всякий случай прогуглила новое слово. Прочитав, что синоним к «сэппуку» — банальное японское «харакири», она не удержалась и тут же напечатала:
— Ладно, уговорила! Куплю тебе меч. Хотя не советую кончать с собой столь зверским способом. Говорят, это ужасно больно!
А потом, расправившись по-быстрому с Совой, прислушалась к возущенному голосу Альфы:
— Что? Твоих молодчиков в обмен на прекращение налетов? Не держи меня за лоха! Просишь вернуть себе военные ресурсы в обмен на пустые обещания их не использовать. Смешно. Сделаю ровно наоборот. Попрошу своих друзей в полиции посильнее твоих людей потрясти. Авось что-нибудь про тебя напоют…
И, отключившись от Ваграма, мужчина убрал телефон в карман, обхватил Леру тяжелыми, сильными руками и неожиданно поинтересовался:
— Я давно собирался спросить… Сколько детей ты планируешь?
Подобный вопрос, наверно, любая влюбленная девушка жаждет услышать от объекта своих чувств. Вот и Лера почти растаяла от вопроса и от живого, неподдельного интереса в глазах. Почти…
— Пока не планирую. Я старомодна, знаешь ли, — девушка игриво улыбнулась и покрутила в пальчиках золотой локон. — Прежде, чем планировать детей, хотелось бы присмотреть им отца и убедиться в его надежности… Так ты мне не расскажешь, зачем звонил Ваграм?
— Расскажу, если хочешь. Ничего особенного не сказал. Просил отпустить своих людей в обмен на нейтралитет. Но. Все эти обещания не стоят и ломаного гроша. Его дела плохи — вот он и вертится угрем. Я недавно узнал, что высокопоставленные партнеры уже устали покрывать своего приятеля. Остается немного дожать — и он будет наш!
— Так это же отличная новость! — Лера ликующе взвизгнула и крепче прижалась к Альфе, к своему удивлению, не ощущая ответного энтузиазма. — Почему ты не радуешься?
— Потому что это палка о двух концах. Загнанный волк самый опасный. К тому же, на шахматной доске всего за один грамотный ход преимущества могут перейти к противнику.
Лера пожала плечами.
— Это так, конечно, но если не радоваться каждой маленькой победе, то к концу войны вообще разучишься улыбаться… А что насчет Лысого? Его так и не нашли?
— Нет, — Альфа горестно вздохнул и снова нахмурился. — Вот еще один повод не радоваться. Пока ему наступают на пятки, он не смеет и носа своего показать. Но в таком режиме, как сейчас, невозможно жить постоянно. Раньше или позже мы расслабимся, допустим ошибку, и он этим воспользуется. Кстати. Если ты закончила с пловом, поедем в офис! Уволю предателя к чертям, ни минуты тянуть не хочу!
— Подожди, — воскликнула Лера, положив ему руку на грудь. Синие глаза загорелись ярче от внезапной идеи. — Я бы так не торопилась с его увольнением.
