ей. Ее главной характеристикой является стремление понять природу вплоть до взаимопроникновения с ней, а очеловечение, гуманизация природы выражаются в любви стремлением улучшить ее, тем самым улучшая и себя как ее часть. Слово «часть» берется здесь не только в формально-логическом (человек как телесное существо — часть природы), но и в диалектическом смысле как проникновение человека — целостного существа — в природу.
Развитие любовно-творческого отношения к природе необходимо для решения экологической проблемы и совершенствования самого человека. Отметим, что в отличие от дилеммы желания любви и первенства, обострение которой чревато неврозами, любовь и творчество внутренне гармоничны. Недаром А. Ф. Лосев пишет о продукте творчества как предмете самодовлеющего любования.
Истинное творчество есть сотворчество, встреча, диалог, субъект-объектное единство, что предполагает понимание и переживание, невозможное без любви. Творчество же, отрывающееся от своих корней и заботящееся прежде всего о результате, сводится к антропоцентричному обожествлению человека. Оно способно на величайшее усиление за счет того, что питается корнями прежних веков, но постепенно скудеет, поскольку слабеют возможности диалога.
Подлинное творчество есть творение для всех и сопоставимо со всеобщей любовью. Нельзя творить для себя без опасения потерять импульс творчества, потому что в законченном произведении не содержится потенций творчества для самого автора. Писатели говорят, что лучшее их произведение то, которое еще не написано или пишется в данный момент. Для самого автора творчество существует лишь в виде процесса созидания, а написанное имеет творческие потенции для других. Таким образом, подлинный творец, пока он остается творцом, радикально ориентирован на других, а не на собственные результаты. С этой точки зрения можно и восточную концепцию непривязанности к результатам трактовать как ориентированную на творчество как процесс. Такое понимание творчества, конечно же, находится в нерасторжимой связи со всеобщей любовью и противостоит своекорыстному стремлению господствовать над природой, потреблять ее. Так выявляется фундаментальная противоположность агрессивно-потребительского и любовно-творческого отношения к миру.
Творчество и любовь могут быть редуцированы, и тогда, встретясь, они оказывают друг на друга снижающее воздействие. Наоборот, выступая на своей зафиксированной в философии высоте, они образуют подлинно гармоничное целое, способное к плодотворному сотрудничеству. Создать это целое, как справедливо заметил Р. Тагор, нелегко: «Внешне овладеть природой гораздо легче, чем любовно проникнуть в нее, ибо на это способен лишь истинно творческий гений»{41}. В то же время психологами подмечено: если нет любви в детстве, творчество переходит в деструктивную агрессивность. Итак, между творчеством и любовью существует отношение взаимодополнительности и взаимопроникновения.
Любовь и творчество неразрывно связаны между собой также и посредством соотнесения с целостностью человеческого сознания и познания. Творчество способствует целостному восприятию природы, и наоборот. Но для целостного восприятия необходима любовь (в ее философском значении всеобщей любви), способствующая постижению природы.
Менее очевидна связь между процессом творчества и любовным отношением к предмету исследования в науке. Можно думать, что ученый исследует реальность совершенно бесстрастно, познавая объективные, действующие независимо от воли и желания людей законы природы. Такой взгляд, однако, результат весьма поверхностного следования модным некогда позитивистским догмам. Даже открывая объективные, действующие независимо от воли и желания людей законы природы, ученый не остается бесстрастным. Об этом можно судить по высказываниям самих творцов науки, которые соглашались приоткрыть дверь в лабораторию своей деятельности., с трудом получающей строго рациональное обоснование, и глубоко задумывались над психологическими причинами их исследовательского успеха. Так, по мнению Эйнштейна, универсальные законы науки могут быть получены только при помощи интуиции, основанной на феномене, схожем с интеллектуальной любовью (Эйнштейн использует здесь термин Спинозы) к объекту опыта. На наш взгляд, речь здесь идет о состоянии душевно-духовного единства, в котором творческий и любовный моменты существенным образом переплетены. Можно предположить, что любовь к объекту исследования, как и творчество, лежит в основании познания мира и благодаря образующемуся любовно-творческому единству приносимые наукой знания имеют экологически и социально благотворный смысл. Творчество и любовь — способы понять и проникнуть в гармонию природы.
Стремиться познать живую душу природы, а не мертвые ее слепки, и не для того, чтобы удачнее ее использовать, а чтобы предугадывать ее желания и исполнять их — таково истинное познание, достигаемое через любовь к природе.
Встречается следующее возражение: нужно не любовно-творческое отношение, а научно обоснованное. Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, когда мы говорим о любовно-творческом отношении, то имеем в виду отношение каждого человека (к природе имеет отношение каждый), а не только ученого. Всегда ли отношение обычного человека является научно обоснованным и возможно ли это? Какими должны быть направленность сознания и практическое отношение к природе, чтобы человек принял и следовал научно обоснованным нормам — вот о чем собственно речь. Во-вторых, нельзя забывать об относительности научных знаний, а стало быть и научного обоснования, которое отнюдь не следует сциентистски абсолютизировать. В-третьих, само направление научных исследований и результаты его определяются некоими ценностными нормами; стало быть, искомые принципы сами лежат в основе научных исследований и обоснований, и поэтому их нельзя заменить принципами специфически научными. В-четвертых, познание взаимоотношений человека и природы, столь необходимое для решения экологической проблемы, отнюдь не сводится к научному. Наконец, любовно-творческое отношение никак не противоречит научно обоснованному, наоборот, способствует его становлению.
Любовно-творческое отношение к природе как познавательно-преобразовательный принцип приложимо ко всем сферам взаимоотношений человека и природы, и его распространение на все области человеческой деятельности является конкретным способом гармонизации взаимоотношений природы и общества.
Связь между гармонией, творчеством и любовью показал еще Платон, который писал, что «гармония — это созвучие, а созвучие — это своего рода согласие, а из начал различных, покуда они различны между собой, согласия не получится. И опять-таки раздваивающее и несогласное нельзя привести в гармонию, что видно и на примере ритма, который создается согласованием расходящихся сначала замедлений и ускорений. А согласие во все это вносит музыкальное искусство, которое устанавливает любовь и единодушие… Впрочем, в самом строении гармонии и ритма нетрудно заметить любовное начало, и любовь здесь не двойственна»{42}.
Вспомним, что Лейбниц называл гармонией такую последовательность состояний того или иного объекта, в которой получают свое выражение наиболее существенные черты последнего. К таковым и относятся любовь и творчество. В какой-то степени эта мысль Лейбница продолжает идеи античных философов о гармоничном поведении как соответствии своей природе.
Адекватная форма гармонии человека с природой не охота или зоопарк, а свободное любовно-творческое общение свободных целостных личностей с остальной природой. «Они указывали мне на деревья свои, и я не мог понять той степени любви, с которой они смотрели на них: точно они говорили с себе подобными существами. И знаете, может
