пытался обратить гончих к служению Темным Богам. Палаш вскочил на ноги, выхватив боевой нож. Обнажила клинок и Балка, вызывающе оскалив зубы.
— Прекратите, — сказал им Беллеф. Он сидел рядом, держа свой кинжал в руках, и на них не смотрел. Оружие было жутким, изогнутым, напоминающим крюк мясника. Беллеф вырезал им стихи на психокости.
Гончие переглянулись, а потом посмотрели на космодесантника. Тот хладнокровно посмотрел на них. Из всех Детей Императора его меньше всех тревожила компания гончих. Они в свой черед терпели его. Иногда Беллеф даже читал им поэмы.
— Дети, скоро здесь будет враг. Поберегите силы для альдари. — Он повернул клинок, и Балка заметила, что строки запачканы старыми пятнами. Демонический ихор не смывался. Высеченная поэма была закончена лишь наполовину.
Находившиеся рядом гончие внимательно за ними наблюдали. Пусть они и доверяли уличному поэту, ловчие охотно зарезали бы его, если бы тот начал угрожать близнецам. Они расслабились, когда вниз спрыгнула старейшина.
— Он прав. Успокойтесь. Не лайте друг на друга, мы ведь не звери.
— С этим можно поспорить, — фыркнул один из воинов Беллефа. Его отмеченное шрамами лицо было бы красиво, не скрывай это маска из швов и ожоговых рубцов. Вдоль челюсти виднелись усиливающие шипы, а к жилистой шее были подключены насосы для стимуляторов. Рядом качалось ожерелье из костяшек, обточенных в подобие танцующих демонесс. При его словах несколько стоявших рядом Детей Императора гортанно засмеялись.
Но умолкли под внимательным взглядом отвлекшегося от стихотворчества Беллефа.
— Варекс, разве я позволял тебе смеяться? — спокойно спросил тот.
— А разве ты теперь главный, Беллеф? Я-то думал, что для этого ты слишком много пялишься на ничтожество, которому нас подчинил Повелитель Клонов, — фыркнул Варекс. — Да что ты вообще нашел в этой мерзости? Я бы точно не назвал ее подходящей музой, уж пос…
Беллеф вонзил изогнутый клинок в голову Варекса, не дав договорить. Он притянул корчащегося воина к себе и обнял, будто заботливый брат. А затем слегка повернул нож, и Варекс забился в конвульсиях.
— Я не разрешал тебе ни смеяться, ни говорить, Варекс. Ты отвлекаешь меня от творчества. И, брат мой, ты должен всегда уважать леди Савону, даже когда ее нет рядом.
Он снова повернул клинок. Глаза Варекса неестественно закатились.
— Мы друг друга поняли? — обвел взглядом остальных Детей Императора Беллеф.
Варекс что-то булькнул. Беллеф вытащил нож и оттолкнул раненого воина в руки другого легионера.
— Отведи его к одному из апотекариев. — Он помедлил, а потом снисходительно добавил: — Не к Хорагу.
Посмотрев, как Варекс ковыляет за спутником, будто ребенок, делающий первые шаги, поэт повернулся обратно к гончим и слегка кивнул старейшине.
— Мои извинения, Майшана.
— Похоже, от него хватает проблем. Хочешь, чтобы мы его убили?
— Не стоит. Думаю, он все осознал. По крайней мере, на время.
— Уж надеюсь, — рассмеялся тяжело шагавший к ним Хораг. Балка спешно натянула противогаз, ведь неуклюжего апотекария всегда окружало облако миазмов. Другие последовали ее примеру. — По моему опыту, клинок в голову обычно оказывает успокаивающее воздействие. Не так ли, брат?
— Я бы назвал это действенным, пусть и окончательным лекарством от целого ряда болезней, — проворчал Дуко, картинно проверяя заряд плазменного пистолета. Убрав оружие, он уважительно кивнул Беллефу. — Надеюсь, что твои воины готовы, уличный поэт.
— Я тоже надеюсь. Иначе до конца дня мне придется еще кому-нибудь прописать это лекарство. Кстати, о…
— Осмотрел я его, — невесело рассмеялся Дуко. — Жить будет. А вот болтать — точно нет, пока нервные центры языка не срастутся обратно. — Он поглядел на Майшану. — Обнаружили?
— Пока ничего, — ответила та.
— Может, они учуяли ловушку, — кивнул Повелитель Ночи.
— А может быть, просто еще не добрались.
— Без разницы, — пожал плечами Дуко и огляделся. — Ненавижу это место. Неестественное. Пахнет старой смертью.
Балка выразительно посмотрела на Палаша. Тот никак не отреагировал.
— Смерть — всего лишь дверь, Дуко, — весело заметил Хораг. — И Дедушка не станет срывать цветок, чье время еще не пришло. Даже такой прогнивший, как ты.
Он хлопнул Повелителя Ночи по оплечью, и Дуко скривился. Он прыснул на пластину обеззараживающим составом, отчего вокруг разошелся едкий запах.
— Хораг, уж поверь, твои шуточки никого не успокаивают.
Откуда-то сверху донесся резкий свист. Балка напряглась.
— Старейшина?
— Ты и остальные со мной, — кивнула Майшана и показала наверх. — Начинайте карабкаться. Сейчас я к вам присоединюсь.
— Что такое? — спросил Дуко.
— Полагаю, они заметили врага, — ответил Беллеф, убирая клинок в ножны, и вздохнул. — Увы, похоже, мне придется повременить с поэмой.
Саккара сгорбился на троне, опершись подбородком на кулак. Он смотрел прямо на наблюдательный экран, но видел не его. Вокруг на мостике шли привычные работы, однако он ни на что не обращал внимания.
В последнее время Несущий Слово о многом размышлял. Слова Арриана резанули его глубже, чем хотелось признавать дьяволисту. Он не в первый раз задавался вопросами о своем предназначении. Пусть его вера и была непоколебима, уверенность этим не отличалась. Человеку никогда не следовало буквально понимать слова богов. Все сущее подчинялось их воле, но они не всегда считали нужным объяснить свои действия. Это раздражало. Но раздражение было испытанием — таким же, как и сам Фабий Байл.
Вот только теперь Саккара начал гадать, не провалил ли он испытание.
— Не провалил. Пока еще нет.
— Я ожидал увидеть тебя раньше, — мягко оказал Несущий Слово. Он не стал спрашивать, как гостья прочла его мысли. Для нерожденных разум смертных был подобен открытой книге. Он погладил флягу, успокаивая заточенного внутри демона. Их раздражала его гостья. Как и ее отец.
Саккара огляделся по сторонам. Похоже, никто, как и прежде, не замечал ее присутствия. Она могла легко скользить между мгновениями, как многие нерожденные. Причастие предназначалось только ему.
— Что есть былое, если существует лишь настоящее? — спросила Мелюзина, проводя когтями вдоль кромки его доспехов. — Вечный миг, тянущийся в несказанную бесконечность.
— Довольно басен. — Саккара поднялся на ноги и оглянулся.
Гостья была такой же прекрасной, как и всегда, словно огонь и пряности. Идеальной гармонией между смертным и божественным. Позолоченные копыта, кожа цвета алеющего мрамора. Изогнутые рога, на которых были выгравированы имена Слаанеш, серебряные цепочки, наброшенные на плечи и груди.
— Скажи мне хотя бы раз одну лишь правду. Зачем я здесь? Чтобы наставлять? Учить? Или же учиться?
— Ты зол.
— Нет. Просто я устал. Устал быть его рабом. Устал служить его капризам. Устал чувствовать, как бесполезное устройство давит на затылок.
— Ты отключил его, — улыбнулась Мелюзина.
— Конечно же отключил, — процедил Саккара. — Ведь он уже много лет его не менял. С самого путешествия в Комморру.
