помешал шэхару. Спрошу у него, как только представится возможность.
— Ясно, — вновь короткий кивок. — Скажи… а слово «рэнрай»… тебе о чём-нибудь говорит?
В глубине души что-то колыхнулось — всего на мгновение, но тут же утихло.
— Это… коса тьмы? — перевёл я с древнего наречия.
— Смысл ты уловил точно, — усмехается настоятель. — Это всё, что ты можешь сказать по поводу этого слова?
— Да. А почему вы спрашиваете?
— Уже не важно, — отмахивается старик.
Ну да, ну да — совсем, совсем не важно. Поэтому ты спросил, вредный старикан. Ну, ничего. Коса тьмы, значит? Запомню. Ещё одна загадка, с которой надо разобраться. Наверняка Талгас что-то об этом знает.
— Хорошо, — пожимаю плечами.
— И даже не спросишь, почему я об этом заговорил… — настоятель хмурится. — Ладно, мальчик…
— Ваша проблема в том, — прерываю я старика, — что вы не воспринимаете меня всерьёз. Я ж не ребёнок, хоть и выгляжу всего на восемь.
Хранители многозначительно переглядываются.
— Да, я многого не знаю и не понимаю, — продолжаю давить, но не повышаю голоса. — Многого не умею, иначе б не хотел стать сильнее. Иначе б не готовился к тому, чтобы стать одним из вас. Так что не надо со мной, как с желторотым несмысшлёнышем каким-то…
— Надо же, надо же. Как мы заговорили, — усмехается старик. — Гиртан, откровенность за откровенность. Я хочу знать твоё настоящее имя. Кто твои родители?
Молчу. Буравлю глазами настоятеля. Опять он требует от меня раскрытие секретов…
— Ты хочешь стать одним из нас? — спрашивает Эяла. — Тогда тебе следует нам доверять.
Тяжело вздыхаю. Заговори об этом кто другой, я бы не поддался. Наставнице же, вопреки всем опасениям Талгаса, хочется довериться… как Адари с Галфалом. Эяла ведь тоже полукровка, пусть и светлая, пусть и предана делу хранителей. И всё же… есть в ней нечто такое. Может, всё из-за того, что я скучаю по парочке кадиров, на время приютивших и оберегавших меня. Тому же старику Эйолу, пусть он и заботился обо мне всё это время, стал близким человеком, я довериться полностью не смог. А в Эяле есть что-то… родное, что ли…
— Про родителей своих ничего не знаю.
Будет слишком опрометчиво с моей стороны называть имя Грайда. По крайней мере сейчас, пока не пойму, насколько могу доверять Ордену Хранителей.
— Моё имя… по цвету моих глаз, — выпаливаю обречённо. — Райсэн.
Гирард смотрит на Эялу, та в ответ кивает, после старик тепло мне улыбается.
— Так меня назвала кадир, — продолжаю я, нервно ёрзая на табурете, — которая заботилась обо мне, пока не отдала в храм. Не спрашивайте почему, и не спрашивайте её имени.
— Надо же, надо же. Теперь мне стало интересно, — хмыкает настоятель.
— Я сказал достаточно. Моё имя говорит само за себя.
— Всё ещё не доверяешь, — улыбается наставница. — Чего ты боишься?
— Смерти, конечно, — пожимаю плечами. — Если пообещаете, что моё имя будете знать только вы трое, то я постараюсь со временем рассказать больше — то, что сочту возможным рассказать.
— Слово хранителя, — настоятель прикладывает правую ладонь к сердцу. — За Фрола и Эялу ручаюсь я сам.
— Хорошо, — врать они не станут; за всё время, проведённое в столичном храме, я успел убедиться, что слово для хранителей — не пустой звук. — Расскажете, как я тут очутился? — показательно обвожу взглядом дом.
— Мы тебя принесли, — говорит наставник Фрол. — Ты лежал без сознания недалеко от сестры Эялы.
— А Дэйше? — смотрю по очереди на хранителей, пытаясь по их глазам и выражению лица понять, о чём они думают.
— Больше никого не было, — отрицательно качает головой настоятель. — Только ты и сестра Эяла.
Странно всё это. Дэйше так сильно хотел меня похитить, и когда я был у него практически в руках, просто взял да передумал? Всё-таки тут, должно быть, Талгас постарался.
— Непонятно, — пожимаю плечами. — Надо бы со всем этим разобраться.
— Это уже оставь нам, — Фрол отлипает от стены и встаёт рядом с настоятелем. — Твоё дело — учиться.
— Хорошо, — коротко киваю, хотя сомневаюсь, что хранители мне поверили, будто я не попытпюсь что-либо выяснить сам.
— Но с одним условием, — старик поднимает указательный палец. — Учиться ты будешь отдельно от остальных. Заниматься с тобой будет наставница Эяла.
— Пусть так, — в душе я обрадовался — хоть какая-то хорошая новость! — но виду тому не подал. — Не объясните, с чего такое отношение ко мне?
Пусть думают, что мне хотелось бы тренироваться с остальными.
— Ты опасен, Райсэн, — произнеся моё настоящее имя, Гирард заставил меня поморщиться; не привык я слышать это имя с чужих уст, — и привлекаешь к себе много внимания, — настоятель хмурится, седые кустистые брови сходятся к переносице. — Кроме того, ты ведь не совсем ребёнок.
— Я понял. Только попрошу, как и прежде, звать меня Гиртан.
* * *
— Брат, правильно ли мы поступаем? — спрашивает Фрол, когда он вместе с настоятелем отошёл от домика в лесу достаточно далеко.
— Опять сомневаешься, брат, — качает головой старик.
— Ты сам сказал, что он опасен. Так стоит ли обучать его и делать ещё опаснее?
— Гиртана надо держать поближе к себе. Ты видел, как изменился цвет его глаз. Очень интересно. Мальчик может стать оружием в войне против Даррата.
— Если он раньше не умрёт или не погубит всех… За ним снова будут охотиться. Мы так и не нашли третьего тёмного. Если он вернётся…
— То мы его встретим. Как и подобает хранителям.
— И всё же… если мы ошиблись, Гирард, то поплатимся. Мальчика стоит увести куда подальше. Если за ним явится куда больше тёмных, мы можем не справиться.
— Даже если так, — настоятель качает головой, — тёмные всё равно нагрянут сюда, прежде чем искать мальчика где-то ещё. Поэтому нам следует подготовиться…
Глава 19
Талгас приходит в себя, шипя от боли в левой стороне груди. Грудь перевязана. Райкан лежит на чём-то мягком, уркытый шерстяным одеялом. В теле непонятная слабость. Брони нет, об оружии говорить вообще не приходится. Он медленно открывает глаза и щурится из-за мягкого сияния, заливающего каменное помещение.
Чуть приподнявшись и морщась от боли, Талгас осторожно осматривается. Окон нет, чёрная металлическая дверь со следами ржавчины. Сияние исходит от четырёх ромбовидных кристаллов, висящих под потолком в углах комнаты — и вот на них больно смотреть. Странно, это точно не кристаллы сэндира. Светлые не стали бы разбрасываться своими драгоценностями ради подобных мелочей. Но одно точно ясно — это темница. Хотя в данном случае правильнее будет светлица. Талгас усмехается собственным мыслям и тут же морщится от боли. Проклятье. Лучше не дёргаться и не теребить
