простит тебе смерть жены, сколь бы заслуженной она ни была. Не думаю, что эта ссора разрешится так просто. Но довольно о мертвой развратнице, вздорном старике в зеленой шапке, и подстрекаемых им оборванцах! — воскликнул он. Му Ваньцин невольно хихикнула.
— Поговорим о киданях, и бедах, что они несут нашей родине, — посерьезнел юноша. — Ты ведь понимаешь, что мы не можем остаться в стороне?
— Ну, вообще-то, можем?.. — полувопросительно сказала девушка. — Как бы то ни было, нищие сообщат в Бяньцзин, император направит на север своих генералов, те поднимут военные поселения и ополченцев, и разгонят киданьских злодеев. Чем два мечника, неважно, насколько хороших, помогут в большой войне?
— Всем, чем могут, — горячо возразил Инь Шэчи. — Любимая моя жена, мы с тобой — уже люди сражений. Мы убивали, и неоднократно. Мы сильны и умелы, и мало какой враг сможет противостоять нам в бою. Ополченцы же и солдаты — простые люди, принявшие щит и копье по велению Сына Неба, и гибнущие сотнями и тысячами в жерновах войны. Один я, отправившись сражаться с киданями, сберегу жизни многих отцов и сынов, что после победы смогут вернуться к матерям, женам, и детям, смогут вновь взяться за плуг крестьянина или молот ремесленника. Но даже будь мои умения скудны, а меч — ржав и туп, я не стал бы отсиживаться за чужими спинами, — с жаром продолжил он. — Благодаря императору и министрам, благодаря их мудрому правлению, установившему время благоденствия, мой дед смог сколотить состояние своим трудом, отец — приумножить его умом и хитростью, а я — жить в достатке и веселье восемнадцать лет. Благодаря мудрости и трудолюбию чиновников, самоотверженности стражи, и великодушию императора, прекратились бедственные времена, когда крестьяне продавали двух детей, чтобы накормить третьего; когда горстка вельмож богатела, а народ умирал от голода; когда по дорогам шлялись банды озверелых разбойников, сравнимые численностью с армиями. Пусть не все хорошо в нашей великой империи Сун, она — моя отчизна, давшая мне долгие годы безбедной жизни. Я был бы бесчестным трусом, имея возможность отплатить ей за это, и не отплатив, — Ваньцин смутилась под его взглядом, пылающим пламенем непоколебимой уверенности.
— Ты устыдил меня, муж мой, — со вздохом призналась она. — Пусть моя жизнь и не была богатой и изобильной, я никогда не знала нужды в куске хлеба. Я и мой учитель жили в мире и спокойствии, и я бы не хотела, чтобы эти мир и спокойствие исчезли, сгорев в пламени войны. Ты прав. Пусть наши мечи послужат великой Сун, и защитят ее от ярости киданей.
— Я рад, что мы достигли согласия в этом, жена моя, — довольно улыбнулся Шэчи, но его улыбка быстро сменилась тенью недовольства. — Есть лишь одна неприятность. Когда мне пришлось бежать к тебе на помощь, Ван Цзяньтун только начал доставать карту, на которой был указан путь киданьской армии. Мне неизвестно, куда направляться, чтобы придти на помощь войскам, а не оказаться в чистом поле, вдали от сражения.
— Этой беде помочь нетрудно, — отозвалась повеселевшая Му Ваньцин. — Уже многие годы, армии Ляо идут на Сун одним-единственным путем — перевалом Яньмыньгуань. Лишь он достаточно широк и удобен, чтобы провести большое войско сквозь горы, преграждающие путь в северные царства. Его заставы и укрепления — место, где армия Сун встретит врага.
— Ты снова наполняешь мое сердце счастьем, — воодушевился Инь Шэчи. — Я бы поцеловал тебя, моя несравненная жена, но боюсь свалиться с коня, — юноша и девушка дружно рассмеялись.
— Ты знаешь, Ваньцин, мне уже долго не дает покоя один вопрос, — поделился Шэчи. — Который из наших скакунов быстрее и выносливее? Черная Роза — отличная лошадь, но и Зимний Ветер ей не уступит. Он — родом из Силяна, и способен бежать без перерыва, пока на его коже вместо пота не выступит кровь. Его ноги тонки, грудь — широка, а круп — высок. Мало какая лошадь может сравниться с ним.
— Уж не хочешь ли ты потягаться со мной в лошадиных скачках, муж мой? — с хитрым видом вопросила девушка.
— Вовсе нет, — с веселой улыбкой ответил Инь Шэчи. — Я говорю, что за время пути в Шэньси, к перевалу Яньмыньгуань, мы легко сможем выяснить, чья лошадь лучше. Н-но! — он внезапно пришпорил коня, заставляя его сорваться в быстрый галоп. Му Ваньцин звонко рассмеялась, и также подстегнула Черную Розу, нагоняя мужа.
* * *
Поздно вечером, молодая пара остановилась на привал, давая отдых себе и своим лошадям, что одним стремительным переходом покрыли множество ли[1], и преодолели больше половины расстояния до севера провинции Шэньси. Кровавый пот не успел выступить на белоснежной шкуре силянского жеребца, но пота обычного и он, и Черная Роза пролили немало. Их хозяева мирились пока с резким запахом своих скакунов, намереваясь вскоре искупать их при переправе через Хуанхэ. Стреноженные, лошади устало паслись на небольшой лесной полянке, окруженной тенистыми вязами, а их всадники сидели в обнимку у потрескивающего хворостом костерка, дожидаясь, пока вода в висящем над огнем котелке закипит, и превратит немного сушеного мяса и овощей в горячий суп.
— Не кажется ли тебе, Ваньцин, что наши лошади слишком уж неприлично ведут себя друг с другом? — спросил Шэчи с притворной строгостью. — Посмотри на Зимнего Ветра. Даже стреноженный, он пытается оказаться поближе к Черной Розе, а та лишь игриво ржет, да хлещет себя хвостом по крупу. Верно, мы подаем им плохой пример, — Му Ваньцин весело засмеялась.
— Даже самую обыденную вещь ты превращаешь в шутку, муж мой, — ответила она. — Животным неведомы приличия. Пожелав завести жеребят, щенят, или же другого рода малышей, они попросту делают это, даже не озаботившись уединением. Сложные чувства, такие как стыд, гордость, или любовь, недоступны этим простым тварям.
— Я бы не стал поспешно судить об этом, — чуть посерьезнел Инь Шэчи. — Известны ли тебе птицы, называемые лебедями? Найдя пару, они остаются вместе до самой смерти. Если же один из пары умирает раньше срока, другой лебедь доживает свои дни в одиночестве. Эти животные, пусть простые, любят однажды, и на всю жизнь, — лицо Ваньцин озарила отстраненная задумчивость. Придвинувшись к Шэчи поближе, она какое-то время молчала.
— Быть может, перед тем, как вылепить людей из глины, и наделить их чувствами, Нюйва[2]
