в церкви? Что они едят?
Один из видов мышей так и называется — домовая, за способность сосуществовать с человеком под одной крышей. Мыши заводятся в жилых и нежилых постройках. Питаются любыми доступными кормами, вплоть до мыла и клея. Охотно питаются зерном, мясом, молочными продуктами и практически всем, что найдут. В церкви вполне могут поживиться свечным воском и книгами.
Что индейцы делают из оленьей шкуры?
Из оленьих шкур индейцы умели выделывать мягкую и прочную кожу, из которой шили одежду, обувь и много чего другого. Летом мужчины ходили в рубахах, сшитых из оленьей кожи. А женщины в платье без рукавов с прорезями для рук. Мокасины также шились из этого материала. Вся одежда была богато украшена.
Бобрам надо обязательно купаться?
Да, бобрам необходимо плавать каждый день. Например, при выкармливании бобрят им перед каждым приемом пищи обязательно дают поплавать в небольшом водоеме. Бобры в природе никогда не удаляются от своей реки, вся их жизнь связана с водой, здесь их безопасное жилище, пища и большая семья.
А не вредно ли бобру столько хлеба есть?
Бобрам есть хлеб не полезно, потому что в природе эти животные не едят приготовленную пищу. В естественных условиях животные не переедают и перестают есть без надобности. В неволе может быть по-разному, и нарушение пищевых привычек возможно. Но обычно бобры лишнего не съедают.
Глава 15
Сбылась мечта
На следующее утро Пэтрик О'Рейли, как и обещал, зашел за Саджо и Шепиэном. Дети думали, что ирландец сразу поведет их в зоопарк к бобренку, но оказалось, что сначала нужно зайти в большой дом, в контору владельца парка.
По дороге, боясь, как бы чего-нибудь не случилось с деньгами, Шепиэн все время нащупывал мешочек, который висел у него на груди, под рубашкой; он им очень скоро понадобится, поэтому, естественно, мальчик беспокоился. В другой руке он нес корзинку с Чилеви. Рядом еле поспевала за братом Саджо, закутанная в пеструю шаль.
В контору они поднялись на быстром лифте, но детям лифт не очень понравился. Потом они вместе с Пэтом очутились перед письменным столом, за которым сидел человек. От него зависела судьба бобренка.
Саджо, так непоколебимо верившая в свой сон, вдруг задрожала как листок: что делать, если он не отдаст Чикени? Девочке захотелось закричать и убежать. Но она не пошевелилась, решив, что останется до конца, что бы ни случилось.
У молодого человека за письменным столом было бледное, длинное лицо и маленький подбородок. Он неприятно прищуривал один глаз, чтобы в него не попал дым от папиросы, которая торчала сбоку изо рта, так что смотреть он мог только одним глазом, и поэтому казалось, будто он косой. Молодой человек разговаривал, не вынимая папиросы, и в упор уставился на детей тем глазом, который смотрел. Очень бесцветный и неприветливый был этот глаз.
— Что вам нужно? — резко спросил бледный человек.
На минуту водворилось молчание, гнетущее, напряженное молчание. Саджо и Шепиэн, казалось, даже перестали дышать. А потом…
— Сэр, — раздался голос ирландца, — вчера я звонил мистеру Нельсу, беседовал с ним насчет этих детей, моих друзей. Мы договорились встретиться здесь, чтобы обсудить небольшое дельце насчет…
— Можете доложить ваше дело мне, — прервал его молодой человек официальным тоном. — Мистер Нельс в настоящий момент занят.
Он взглянул на дверь, которая вела в соседнюю комнату и была полуоткрыта.
— Ну-с, дело-то у нас такого рода… — снова заговорил Пэт, в то время как молодой человек взглянул на часы и еще раз прервал его:
— Нельзя ли поживей? Мне сегодня некогда.
Пэт, немного покраснев, снова начал свою речь, на этот раз удачно. Это была речь, над которой он долго трудился накануне вечером, рассказ, который, по мнению ирландца, должен был тронуть до слез даже человека с «каменным сердцем». Но надо думать, что у молодого человека не было и каменного сердца, потому что он не пролил слез, а только несколько раз взглянул на часы, пока говорил Пэт, и прикурил новую папиросу от своего окурка. Ирландец почувствовал себя обескураженным, но все-таки закончил свой рассказ довольно торжественно:
— Эти маленькие граждане желают купить у вас свою скотину, и, осмелюсь сказать, вы сотворите доброе дело, если уступите им бобренка.
Сделав все, что было в его силах, Пэт замолчал и стал вытирать пот с лица своим большим красным платком. Молодой человек поправил бумаги на столе и откинулся на спинку стула.
— Это все? — сухо спросил он.
— Да, — растерянно ответил Пэт; у него уже закрадывались опасения, что его красноречие пропало попусту.
— Что ж, благодарю вас, — снова заговорил служащий. — Должен сообщить вам, — его слова звучали так, словно куски льда падали на стеклянное блюдо, — что этого бобра мы купили за наличный расчет, и не от этих оборванцев, а от уважаемого представителя американской меховой фирмы. Мы заплатили за него пятьдесят долларов — эта сумма значительно превышает действительную стоимость такого ничтожного зверька — и согласились бы перепродать его только в том случае, если бы получили изрядную прибыль на этом деле. — Делец посмотрел на маленьких индейцев. — Судя по тому, как выглядят твои краснокожие друзья, я сильно сомневаюсь, чтобы они располагали такими деньгами, — добавил он.
Пэт покраснел еще гуще, но, догадываясь, что только одни деньги могут убедить этого крепколобого, толкнул Шепиэна вперед и хрипло прошептал ему:
— Деньги… Дай ему деньги!
Шепиэн понял почти все. Взволнованный и подавленный, он вышел вперед, порылся с минуту в мешочке и выложил на письменный стол маленькую пачку денег — все свое состояние.
Делец взял бумажки, пересчитал их и процедил сквозь зубы:
— Здесь только четырнадцать долларов. — Он протянул деньги обратно. — Ничего не выйдет. — И, для того чтобы всем стало ясно, добавил: — Не годится. Нет.
Все поняли его. Все до одного.
Никто не говорил. Никто не шевелился. И Шепиэн почувствовал, что все кончено. Тишина словно навалилась на него. Бледное лицо человека за письменным столом становилось все больше и больше и быстро поплыло у него перед глазами. Пол пошатнулся под ногами у Шепиэна. Неужели он потеряет сознание, упадет в обморок, как девочка?.. Он закрыл глаза, чтобы не видеть бледного, злого лица, не видеть этих холодных глаз, стиснул зубы, сжал кулаки, выпрямился и принял привычную гордую осанку… Обморочное
