— Девушку отпусти, — голос у Артура обманчиво спокоен, но я чувствую, как воздух вокруг нас наполняется электрическими искрами.
— А если не отпущу, то что? — хмыкает кривозубый, и в то же мгновение его будто ветром сдувает в сторону.
От неожиданности мне едва удается устоять на ногах. Я как ненормальная пялюсь на темные силуэты, сцепившиеся неподалеку и внезапно становится тошно. Настолько, что не продохнуть.
Спаситель, мать его!
Где ты был, когда меня надо было спасать от твоего чокнутого братца? Где ты был, когда я лежала в больнице наедине со своими страхами и тяжкими мыслями? Где ты был, когда мне нужна была твоя помощь?
Я больше не хотела с ним общаться, не хотела снова сталкиваться лицом к лицу со своим прошлым, поэтому развернулась и со всех ног бросилась прочь, оставив позади обоих мужчин.
За спиной послышалась возня, характерный звук удара, сдавленный крик, гундосый неразборчивый мат.
У кривозубого не было шансов.
Мне удалось добежать до угла здания, когда прямо за спиной раздалось отрывистое:
— А ну, стоять!
Как быстро он меня настиг!
Я тихо взвизгнула и со всех ног припустила дальше, пытаясь выскочить из светлого пятна, очерченного уличным фонарем, в темноту. Почему-то мне казалось, что чертовски важно убежать, не подпускать к себе, не смотреть в янтарные озера глаз.
— Что ты творишь? — Артур схватил меня за локоть и резко дернул к себе, так что я уткнулась в широкую грудь. Сердце тут же провалилось до самых пяток, а ноги стали ватными.
Я поспешно отстранилась. Выставила перед собой руку, пресекая возможные попытки сближения. Впрочем, сближаться со мной никто и не спешил.
Барханов был зол. Дышал глубоко, шумно. Широкая грудь поднималась и резко опадала в такт дыханию. На виске бешено билась жилка. Кулаки сжаты так сильно, что костяшки побелели.
Я смотрела куда угодно, но только не ему в глаза.
— Куда тебя понесло?
— Домой. Мне надо домой.
Я не узнаю свой голос. Хриплый, надломленный, будто каждое слово дается мне через силу. Впрочем, так оно и было. Меня словно контузило. Каждая клеточка чувствовала его присутствие, каждый нерв гудел от напряжения.
— Я тебя отвезу.
— Не надо! — испуганно воскликнула я. Не хочу, чтобы он знал, где я теперь живу. Не хочу пускать его в свой новый мир.
— А я разве спросил надо или нет? — холодно резанул Артур, — поехали.
— Нет, — я затрясла головой и отступила, — нет. Я сама…тут недалеко.
Он рвано выдохнул, скрипнул зубами и снова схватил меня за руку, а потом, когда я уперлась, и вовсе подхватил за талию и как пушинку поволок к машине.
— Артур! Что ты творишь? — беспомощно возмутилась я, но Барханов оставил этот вопрос без ответа. За какие-то секунды, не замечая моего жалкого сопротивления, подтащил к своему темному внедорожнику, одной рукой резко распахнул дверцу и запихнул меня внутрь.
Глава 11
Что я творю?
Прекрасный вопрос. Судя по всему, какую-то инфернально лютую херню, у которой нет никакого разумного объяснения.
Мозги поплыли еще в тот миг, когда Родионова появилась рядом с нашим столиком в форме официантки. Первым делом я решил, что это глюк, воспаление оставшихся извилин, мираж. Даже ущипнул себя за ляжку, но нет, мираж никуда не делся. Продолжал стоять рядом и записывать заказы.
Увидев ее, я сначала ошалел, потом на какой-то миг почувствовал иррациональную радость, а потом разозлился. На себя и свою идиотскую реакцию, на то, что снова переклинило.
Я ведь тогда запретил себе интересоваться ее жизнью, узнавать, где она, как она, с кем она. Мне хватило ежедневных отчетов из больницы. Я знал все: чем ее лечили, как, какие процедуры, прогнозы. Все! Несмотря на решение оставить ее в прошлом, как идиот каждый день звонил Громову чтобы узнать последние новости.
Потом она ушла, и до сегодняшнего вечера я был уверен, что наши пути разошлись, что корыстная предательница, катком прошедшая по нашей семье, осталась в прошлом.
Но как это обычно бывает, прошлое очень любит возвращаться в самый неподходящий момент.
После ее появления я потерял нить разговора, отвечал невпопад, тормозил, то и дело взглядом выискивая хрупкий силуэт среди столиков, но Вероника больше не появлялась. Спряталась от меня. Испугалась зараза. И правильно сделала. Потому что меня накрыло всем тем, что так упорно отталкивал, не признавал, отрицал, занимаясь самообманом.
Не знаю, что такого в этой девке, но я так и не смог ее забыть. Мягкую улыбку, теплый свет глаз, голос ласковый. Все это впивалось в кишки ржавыми рыболовными крючками, причиняя почти физическую боль.
Не забыл. Ни предательства, ни того, как она относилась к Кириллу. Но самое страшное и смешное, что от своих собственных чувств не смог избавиться. Вернее, от одного чувства, которое не поддавалось ни логическому объяснению, ни рациональным доводам.
Любовь, мать ее.
Вот на хрен она мне сдалась? Может кто-нибудь объяснить?
Мне хотелось спросить у Вероники, когда она последний раз была на кладбище? Когда навещала «любимого» мужа?
Интересно что бы она на это сказала, как бы выкручивалась? Я ведь знал наверняка, что ни разу не приходила! За весь этот гребаный год она так и не нашла на это времени! Мне бы тут же доложили, если бы она появилась! Моментально! Но увы. Уж так она моего брата любила, так любила, что в итоге болт положила и дальше пошла не оборачиваясь.
Бесит! От злости кулаки сами сжимаются и хочется громить все на своем пути.
Мужики, утолив голод, решили продолжить вечер в каком-нибудь более интересном месте. С девочками, уютными вип-залами, дорогим бухлом. Я же думал о том, куда спряталась Вероника. Даже как бы невзначай узнал, во сколько ее смена заканчивается.
Зачем? Хотелось бы мне знать ответ на этот вопрос, может тогда бы я не чувствовал себя полным кретином пока сидел в машине и гипнотизировал взглядом входную дверь.
Вероника задержалась. Вышла на улицу, когда я уже почти потерял терпение и был готов отправиться на ее поиски.
Маленькая, худенькая, бледная. Еще в зале мне показалось, что в ней словно убавилось красок, огонь, который раньше согревал, едва пробивался наружу. И почему-то вместо того, чтобы махнуть рукой и позлорадствовать, я ощутил тревогу, желание разобраться, убедиться, что с этой стервой все в порядке.
Оказалось, что нет.
Проблемы начались сразу, как только она спустилась с крыльца. От стены дома черной тенью отделился силуэт и направился к Веронике. На какой-то миг я подумал, что это ее очередной ухажёр, но, когда он начал распускать руки, меня переклинило. Будто красной тряпкой перед глазами помахали.
