отметил Адам Смит, люди могут быть глубоко тронуты землетрясением в Китае, но их тут же может отвлечь от этого боль в мизинце. Попытка запустить амбициозную программу социального перераспределения, основываясь исключительно на эмоциях, обречена на провал.
Понимая это ограничение, люди, испытывающие глубокое сочувствие к определенному бедственному положению, будут стремиться не только активизировать эмоции своих сограждан, но и создавать законы и институты, которые придадут стабильность их делу. Ваше сочувствие к беднякам прекрасно рассматривать как повод для благотворительной деятельности, но лучше использовать эту энергию для создания достойной налоговой системы и набора социальных программ. Таким образом, эмоции действуют на двух уровнях. Как только законы и институции становятся в достаточной степени справедливыми, эмоции поддерживают их. Когда это происходит, мы можем предположить, что сами институции воплощают в себе связанные с эмоцией интуиции. Говоря о том, что гнев и обида лежат за пределами закона, Милль имел в виду следующее: законы воплощают в себе переживания личной обиды, очищенные размышлением и расширенные сочувствием ко всему[171]. То же самое относится и к сбору налогов и социальному обеспечению: они воплощают сочувствие, но более устойчивое и менее зависящее от личной расположенности, чем сочувствие в реальной жизни.
Когда законы и институции уже воплощают интуиции хороших эмоций, они способствуют переживанию тех же самых эмоций. Так, Токвиль отметил, что американские институты, ставящие людей ближе друг к другу по возможностям и статусу, чем европейские институты, способствуют развитию сочувствия: становится легче увидеть свою собственную судьбу в судьбе другого, когда этот другой не находится от тебя на огромном расстоянии[172]. Точно так же укоренившаяся и привычная система социального обеспечения способствует развитию сочувствия к людям, пережившим экономическое бедствие, поскольку она устанавливает принцип, согласно которому эти люди имеют право на поддержку (вместо того чтобы, например, обвинять их в лени). Перед Франклином Делано Рузвельтом до «Нового курса» стояла гораздо более сложная эмоциональная задача, чем перед лидером устоявшейся и стабильной социал-демократии с системой социальной защиты. С другой стороны, как показывает дальнейшая история программ «Нового курса», хорошие законы и институции нуждаются в постоянной поддержке со стороны реальных политических эмоций и должны быть защищены от разрушительного воздействия плохих эмоций.
В этом проекте основное внимание уделено роли эмоций в развитии общества, которое уже на пути к более полной социальной справедливости, и затем в обеспечении его политических принципов стабильностью и мотивационной силой. Однако мы никогда не должны забывать, что эмоциональный опыт часто кристаллизируется в институциональной форме, поскольку только эта формальная структура во многих случаях решает проблемы как эфемерности, так и предвзятости, которым слишком подвержены человеческие эмоции.
ГЛАВА 6. СОСТРАДАНИЕ У ЛЮДЕЙ И ЖИВОТНЫХ
Я думаю, я мог бы вернуться и жить среди животных, – так они спокойны и кротки.
Я стою и смотрю на них долго и долго.
Они не потеют, не хнычут о своем положении в мире,
Они не плачут по бессонным ночам о своих прегрешениях
[…]
И никто из них не страдает манией стяжания вещей,
Никто никому не поклоняется, не чтит подобных себе, тех, которые жили за тысячу лет;
И нет между ними почтенных, и нет на целой земле горемык.
Этим они указуют, что они мне сродни, и я готов их принять, как родных,
Знамения есть у них, что они – это я.
[…]
Уолт Уитмен «Песнь о самом себе» (пер. К. Чуковского)
I. ПСИХОЛОГИЯ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Нации, о которых мы говорим, стремятся к справедливости. Они хотят понять, как эмоции могут помочь им в этой задаче, поощряя хорошие политические начинания и обеспечивая ее стабильность. Они также хотят бороться с эмоциями, которые могли бы свести на нет все их усилия (или хотя бы держать их под контролем). Но если общество преследует такие амбициозные цели, ему необходимо учесть исследования, посвященные возможностям и проблемам, к которым человеческая природа, судя по тому, что мы о ней знаем, дает нам доступ. Прежде чем мы сможем начать рассматривать программные рекомендации в отношении определенных эмоций, мы должны в целом рассмотреть (в свете тех исследований, которые есть на данный момент) возможности и опасности человеческой природы, конкретные примеры которых мы позже сможем рассмотреть в деталях.
Поскольку наши нации твердо привержены политическому либерализму, они согласны не выстраивать свои стратегические рекомендации, опираясь на какие-либо всеобъемлющие религиозные или этические взгляды на человеческую природу. Однако они могут пользоваться данными эмпирической психологии, исследованиями поведения животных и результатами клинических наблюдений за развитием человека. Они также не видят причин не обращаться к художественной литературе для освещения человеческой жизни, но не без критической настороженности, поскольку литературные произведения часто оказываются ангажированными, то есть выражающими некоторые пристрастные религиозные или светские взгляды на цели и задачи общества.
А начать следует с нечеловеческих животных, потому что они могут многое рассказать нам о нас самих[173].
II. ГОРЕ И АЛЬТРУИЗМ У ЖИВОТНЫХ
В сентябре 2010 года в Западной Бенгалии (Индия) два слоненка оказались в ловушке на железнодорожных путях, когда стадо пересекало железнодорожную линию посреди густого леса. Услышав звук быстро приближающего поезда, пять самок повернули назад, чтобы окружить детенышей, пытаясь их защитить. Все семеро погибли. (Поезд двигался со скоростью 69 км/ч, несмотря на ограничение в 39 км/ч.) Остальные члены стада остались на месте происшествия, наблюдая за мертвыми и умирающими сородичами[174].
Животные заботятся и скорбят, переживают сострадание и утрату. Они совершают альтруистические действия, по-видимому, мотивированные сильными эмоциями. На сегодняшний день нам многое известно об этих сферах поведения животных, и мы можем дать прочно обоснованные предположения об эмоциях, которые их питают. Изучая эмоции и эмоциональное поведение сложных социальных животных, таких как обезьяны и слоны, мы узнаем о нашем животном наследии и, следовательно, об имеющихся у нас возможностях. Как говорит Уитмен, у этих животных есть «знамения» нас, и мы должны принять их.
Люди часто отрицают это сходство и связанные с ним возможности обучения. Нам нравится думать о себе как о существах, находящихся «на ступень выше» животных в развитии. Зачастую мы определяем саму нашу человечность через характеристики, которые, как кажется людям, свойственны только нам. (Разум? Мораль? Эмоции, связанные с моралью, такие как сострадание и любовь? Альтруистическое поведение и самопожертвование?) Когда мы думаем о «высших» свойствах, мы обычно говорим о том, чем в превосходной степени обладают люди, опуская то, что у животных развито лучше, чем у нас. Например, мы говорим о вычислительных способностях, но не о пространственном восприятии или остроте слуха и обоняния. История изучения поведения животных омрачена неоднократным отрицанием того факта, что некоторые виды животных обладают определенными способностями, хотя позже было доказано обратное (например, способность использовать орудия труда или выучить язык).
На самом деле, у многих людей в разные эпохи и в разных странах сама мысль о том, что мы, люди, на самом деле являемся животными, вызывает отвращение, как и телесные выделения и запахи, которые напоминают нам об этом родстве. Одного предположения о том, что нашими предками были обезьяны, достаточно, чтобы людям стало плохо от мысли о связи с этими волосатыми, вонючими существами. Гулливер, персонаж Джонатана Свифта, питал крайнее отвращение к животным признакам «еху»: после своего возвращения Гулливер сначала не может вынести даже физического присутствия жены и детей, настолько сильно он ненавидит запах «этого отвратительного животного». Он уже никогда не позволит своей жене и детям прикасаться к своему телу и даже к его еде и питью. И все же большая часть человеческой жизни структурирована сходным отвращением: мы очищаем наши тела от запахов, удаляем волосы на теле и лице, прикрываем наши тела тканью (главная уловка Гулливера, чтобы скрыть от гуигнгнмов свое родство с презираемыми еху) и с особой осторожностью прикрываем наши гениталии, а также скрываем выделительную активность. И в Гулливере гуигнгнмы не признали вонючего волосатого еху только
