Орлов гнал по указанным координатам, пытаясь усмирить рвущегося наружу зверя, это было непросто, а точнее, попросту, не возможно. Первый раз в жизни с ним поступили так. Первый раз в жизни его слово для человека ничего не значило. Первый раз в жизни его вывернули наизнанку и оставили по уши в дерьме разбираться в том, в чем он пока разобраться не мог. Глеб всегда знал одно: если что-то нужно — возьми, не получается по-хорошему — заставь отдать, третьего не дано. Но сейчас эта сука рушила весь его выстроенный жизненный уклад. И с этим пора заканчивать. Если надо приковать ее наручниками — он это сделает. Не понимает по хорошему — будет так, как привык он.
Подъехал к дому Анны. Достал из бардачка пачку, выудил сигарету, закурил. Он знал, что Поля рядом в этом доме, в этом подъезде и его это успокаивало. Для него вдруг оказалось жизненно важным знать где она, знать, что все с ней в порядке. Но он это списал на вожделение, злость и ущемленную гордость.
Докурил, выбросил окурок и набрал номер Полины — не ответила, усмехнулся: «ожидаемо». Написал смс: «в твоих же интересах ответить или я поднимусь в гости к твоей подруге».
— Раз, два, три, четыре, — отсчитывал вслух Глеб, в такт постукивая пальцем по рулю. Звонок. Улыбнулся.
— Ты звонил? — вот так вот, ничего не объясняя, все просто.
— Выйдешь? — оставил без ответа ее глупый вопрос.
Она резко выдохнула в трубку.
— У меня есть выбор?
— Выбор есть всегда, но результат будет один: по-хорошему или по-плохому.
Она помолчала.
— Ты угрожаешь?
— Предупреждаю.
Через какое-то время бросила:
— Поднимайся.
А вот это уже интересненько, — хмыкнул Глеб про себя. Решила спрятаться за спиной подруги. Боится. Правильно делает. Но его это не остановит. Он не мог спрогнозировать ход их разговора и его выводило это из себя. С ней все не по плану. Полина странно воздействовала на него, и ему это совсем не нравилось.
***
Я нажала кнопку «отбой» и посмотрела на Аню.
— Ань, прости, что сюда. Но я боюсь оставаться с ним наедине.
— Думаешь, обидит?
Я отрицательно покачала головой.
— Я не его боюсь. Себя, — спокойно сказала, глядя в глаза подруге.
Через минуту раздался звонок в дверь и я пошла открывать.
Глеб стоял, засунув руки в карманы джинс и молча сверлил меня взглядом.
— Эм… добрый день, Глеб, — поздоровалась Аня.
Он кивнул в знак приветствия.
— Я пойду в гостиную, моя кухня в вашем полном распоряжении. Только посуду, чур, не бить, — попыталась она разредить напряженную атмосферу, но никто не отреагировал.
Я вздрогнула от захлопнувшейся двери справа от меня. Аня оставила нас вдвоем.
— Ну и? Ты предпочитаешь на пороге пообщаться или все же воспользуемся кухней?
— Проходи, — отошла в сторону, пропуская гостя.
Мы прошли на кухню. Глеб не спешил говорить, а я просто не знала с чего начать этот самый разговор, по сути, никому не нужный, неправильный.
— Глеб.
— Так.
Слово короткое, но вместило в себя всю непримиримость. Подсознательно я понимала, чтобы я сейчас не сказала, его это не проймет. И это осознание вывело из себя, придало сил и уверенности в голосе.
— Задам глупый вопрос.
— Давай.
— Что ты хочешь от меня, кроме секса? Что тебе надо?
Он пожал плечами, не сводя с меня глаз.
— Вот понимаешь, ты сейчас ведешь себя как маленький, избалованный ребенок, как моя дочка. Мы приходим в магазин и она видит игрушку, которая ей, по сути, не нужна, но ей хочется. И она только поэтому начинает канючить, сама не понимает зачем нужна, просто хочу и всё, вот купи и точка. Но, Глеб, ей шесть, тебе двадцать пять. Может, пора повзрослеть? У меня есть дочь и усыновлять второго ребенка в твоем лице мы с мужем не намерены, — сказала быстро, не подбирая слов. Лишь бы оставил в покое, лишь бы ушел.
Смотрела, как темнеет его взгляд, как желваки на скулах заходили ходуном, как выдохнул резко.
— Вот, значит, как? Усыновлять, значит? — сказал тихо, не повышая голоса. А для меня как-будто прокричал. Уж лучше бы орал, чем вот так вот, тихо и жутко страшно. Перевел задумчивый взгляд на окно, потом опустил на скатерть, чуть наклонил голову и посмотрел в мои глаза. — Мне кажется, ты забываешь, с кем разговариваешь.
А мне это как плетью по оголенным нервам, я вскинулась и в отличие от него громко и чуть истерично:
— Орлов, может, хватит, угрожать? То, что твой папа…
— Не трогай моего отца! — жестко, тихо и как-то зловеще сказал он. От этого тона липкая волна омерзительного страха прокатилась по моему позвоночнику. Я попыталась успокоиться.
— Глеб, слушай…
— Нет, Потапова Полина, слушай ты сюда. Я сделал тебе одолжение, я тебя простил и ни один раз, за то что сбежала, за то, что…
— Нет, Орлов, за то, что я сделала так, как хотела Я! Я сама! Я живой человек! У меня тоже есть мое мнение, мои чувства и эмоции! И не пытайся их отнять у меня и превратить в робота! Я не позволю этого! Ты меня слышишь, Орлов?! Слышишь?! — голос сорвался на крик, нервы треснули пополам со звенящим, оглушающим звуком. — И вообще, пошел ты….вон отсюда, — и указала дрожащим пальцем на дверь. Вышло несколько театрально, но мне было плевать. Лишь бы закончилась эта эмоциональная экзекуция.
Глеб не шевелился, только напряженно смотрел на меня.
— Ты оглох?! Уйди! Нам говорить не о чем больше! Это мой выбор, моя жизнь, я остаюсь со своей семьей!
Он медленно кивнул, на его губах появилась улыбка, нет — это даже не улыбка, а волчий оскал, от которого холодок пробегает по коже.
— Что ж, это твой выбор, — тихо и леденяще спокойно произнес он, делая ударение на предпоследнем слове.
Я выдохнула. Неужто отступил?
Он пошел на выход, открыл дверь, я же осталась на кухне, боясь нарушить этот момент понимания с его стороны. Но что-то хотелось сказать, чтобы точку поставить, чтобы не врагами разойтись, но на ум ничего не шло, и все, что смогла выдавить:
