— Никос, что бы ты ни говорил, я все равно знаю: ты и она — любовники.
— Чепуха. — Он чуть прикусил ее подбородок. — Выкинь из головы. Я люблю жену и в данный момент отчаянно ее хочу.
Маджи еле слышно вздохнула, когда Никос обхватил ее бедра длинными ногами и дал ей почувствовать свое возбуждение.
— Во время круиза я сама видела, как Элизабет выходила рано утром из этой каюты. Может быть, поэтому мне сейчас не по себе здесь.
— Не было этого.
— Не лги мне, Ник.
— Маджи, клянусь тебе! Бога ради, ты же знаешь, что на протяжении всего круиза я пытался уложить в постель тебя — и даже смотреть не мог на другую женщину. Не знаю, почему эта чертова кукла оказалась у моей двери, но я говорю тебе правду. И постараюсь убедить тебя.
Маджи попробовала сесть, но он опять уложил ее на подушки. Она увидела, как полыхали страстью его глаза, тогда ей пришлось попытаться силой освободиться от нависшего над ней мужского тела. Она не хотела, чтобы Никос «убеждал» ее с помощью секса. Слишком все важно между ними сейчас!
— Маджи, — просяще произнес Никос.
Она посмотрела ему в лицо: волевой подбородок, твердая линия рта, выразительный, чуть наискосок к вискам, разлет бровей.
— Ты похож на отца, Ник? Какой он был?
— Замечательный. Жаль, я не весь в него, хотя мать говорит, что и характером мы тоже похожи.
— Извини меня, но раз ты его копия, тем для меня хуже, — задумчиво сказала Маджи.
— Почему? — совершенно сбитый с толку, спросил он.
— А разве ты не знаешь о романе между твоим отцом и Аспасией, чуть не сломавшем судьбу всей семьи?
— Откуда это тебе известно? Мама рассказала?
Маджи поняла, ей не следовало говорить об этом. Притихнув, Маджи ждала, что Никос взорвется, но, к ее изумлению, он рассмеялся.
— Боже, я должен был догадаться! Моя милая сумасшедшая мама! — Никос хохотал до слез, тормоша при этом Маджи. — Какая же ты простодушная и наивная. Тебе бы уже давно пора догадаться, что моя мать — настоящая королева драмы.
— Королева драмы? — недоумевала Маджи.
Веселье Никоса, его ласковые мимолетные поцелуи вернули ей хорошее настроение.
— Относись к этому как хочешь, но твоя свекровь — восьмое чудо света, — сказал Никос, наконец успокаиваясь. — Она была танцовщицей, когда они с отцом познакомились. Ее заветной мечтой было стать великой актрисой. Отец боготворил землю, по которой она ходила, и если чем и грешил, так это снисходительностью к ее причудам. Он выслушивал ее драматические фантазии, мирился с ее поездками в Лондон ради посещения театров, оперы, музеев…
Дороти «посвятила» тебя в историю, сюжет которой не тянет на драму. Но ей хочется, чтобы так было. На самом деле отец и Аспасия познакомились и, по-моему, один раз встретились у фонтана. Вот и все. Брат отца был постарше и поопытней. Она тут же влюбилась и вышла за него замуж. Но маме нравится присочинять и обострять. Такая уж натура. Мне следовало приструнить ее еще несколько лет назад, но, как и отец, я склонен относиться к Дороти снисходительно. Мне было восемнадцать, когда я должен был взять на себя заботы о всей семье. И заверяю тебя, что присматривать сразу за тремя женщинами — матерью, теткой и кузиной — дело далеко не шуточное. Вместо этого я бы предпочел управлять какой-нибудь многопрофильной промышленной компанией.
Нельзя верить и в половину того, что Дороти говорит, да и остальное обычно сильно преувеличено. Но я люблю ее. — Голос Никоса стал глубже. Его руки скользнули под пояс ее джинсов и охватили голые ягодицы. — И я отчаянно люблю тебя, Мадж, поверь мне.
— Я верю тебе, Ник, и очень тебя люблю, — сказала она, не сводя с него глаз. — Ты подарил мне и ад, и рай, но за то и другое я тебе благодарна. Разве без этого бывает настоящая любовь?
— Маджи, счастье мое, — хрипло произнес Никос, притягивая ее к себе и целуя со все возрастающей голодной страстью, будто годы был с ней в разлуке.
От одежды они освободились с неистовой поспешностью. Перекатываясь по широкой постели, сплетаясь руками и ногами, ища губами губы друг друга, они ласкали, поддразнивали мучили один другого, пока наконец не слились воедино.
— О… — простонала в истоме Маджи.
Никос поднял голову, заглянул ей в глаза и ладонями обхватил ее набухшие груди.
— Сейчас… — Он проник в нее и с радостью ощутил, как она, вся раскрываясь, идет ему навстречу. — Сейчас и всегда я буду любить тебя.
Время остановилось, ничто в мире уже не существовало для них. Лишь тела, дарившие друг другу ослепительные звезды.
