бархатная кожа напоминала нежнейшую шелковую ткань, которую ни на минуту не хочется выпускать из рук.
Утопая в ощущениях и запахе Эмили, Стефан все же никак не мог избавиться от тревожности, которая засела глубоко внутри. Эта чудесная реальность казалась ему хрупкой, а Эмили — нереальной. Его разум никак не мог до конца поверить, что женщина, которую он любил так отчаянно, до боли в груди, сейчас рядом с ним, в его объятиях, целует его и плотно прижимается к его телу.
— Я люблю тебя, — внезапно произнесла Эмили.
Стефан вздрогнул и удивленно воззрился на нее широко раскрытыми зелеными глазами.
— Неужели мне это не послышалось?
— Не послышалось. Я люблю тебя, — снова повторила Эмили. — Готова говорить это сотни раз на дню.
— Правда? — ухмыльнулся Стефан. — А на что еще ты готова?
— Дай подумать… Я готова даже стирать твои носки, готовить тебе еду и отмечать все наши годовщины.
— А провожать меня каждое утро на работу и показывать сердечко?
— Это как? — не поняла Эмили.
Стефан лег на бок и сделал из пальцев аккуратное сердечко.
Закусив губу, Эмили попробовала повторить, но у нее получилось не так красиво.
— У тебя не сердечко, а попа, — рассмеялся Стефан.
— Сам ты попа, — обиделась Эмили и толкнула юношу в плечо.
Смех Стефана стал еще громче.
— Извини, но сердечки я не готова тебе показывать, — вздохнула Эмили. Однако я могу с уверенностью сказать, что люблю тебя так, как еще никогда не любила. — Эмили улыбалась Стефану новой, нежной и робкой улыбкой, которая в миг превратила ее в юную и наивную девушку.
Из ее холодных глаз исчезли древность и мудрость. Теперь Стефан видел перед собой не шестисотлетнего жнеца смерти, а молодую робкую девушку.
И в этот миг оба почувствовали, что все границы разом стерлись. Стены, что возвышались между ними, пали. Теперь оба были равны и ничто больше не стояло на их пути к тому, чтобы быть вместе.
Эта ночь была самой долгой в жизни Стефана и Эмили и одновременно самой приятной. Казалось, высшие силы смилостивились и решили замедлить время, чтобы дать им двоим любить друг друга как можно дольше.
Ближе к рассвету утомленная Эмили задремала, но вскоре открыла глаза и, не найдя рядом Стефана, резко поднялась на постели.
Юноша стоял на балконе в одних брюках и, теребя кольцо на цепочке, смотрел на небо, которое уже начало светлеть. Эмили выбралась из постели, тихо подошла к Стефану и прижалась к его спине. Покой и чувство защищенности заполнили ее душу.
Стефан накрыл ее ладони своими и нежно погладил.
— Так странно, — произнесла она тихим голосом, словно боялась потревожить еще спящую улицу. — Я впервые за много столетий позволила себе расслабиться. А еще почувствовала себя хрупкой смертной женщиной. И все благодаря тебе.
— Ты хотела сказать, благодаря моим мышцам, которые ты не замечала до сегодняшнего дня? — усмехнулся Стефан.
— И им тоже, разумеется.
Спина юноши затряслась от беззвучного смеха. Эмили сжала его талию еще сильнее.
Вот бы каждый день был таким. Жаль, что у них не так уж много времени…
— Почему не спишь? — спросила Эмили в попытке отогнать грустные мысли.
Стефан пожал плечами.
— Слишком много мыслей в голове. И слишком много эмоций. А еще, выйдя на балкон и глядя на небо, я вдруг понял, что скучаю по родителям. Мне их очень не хватает, Эм…
Юноша повернулся и посмотрел на Эмили такими грустными глазами, что сердце женщины сжалось. Она взяла в руки его прекрасное лицо и легко поцеловала Стефана в губы.
— Все хорошо, ты не один. — Эмили хотела добавить, что она будет рядом с ним, но не стала.
Ей не хотелось врать любимому человеку, не хотелось напрасно его обнадеживать.
Стефан вдруг снял с шеи цепочку с кольцом и протянул его Эмили.
— Оно изначально было твоим…
— Пусть лучше будет у тебя. — Эмили взяла цепочку из его рук и повесила ее обратно на шею юноши. Кольцо было ей дорого, но как она могла забрать то единственное, что осталось у Стефана от матери?
— Ладно. Пусть пока побудет у меня. — Стефан чмокнул Эмили в лоб, обнял ее и прижал к себе.
Они простояли так до тех пор, пока по их коже не побежали мурашки от предрассветной прохлады. Не сговариваясь оба вернулись в постель и, прижавшись друг к другу, мирно уснули.
Девятка мечей
Сначала не было ничего, кроме тьмы. Густой и липкой, которая, как смола, обволакивала тело Стефана, не давая ему видеть и слышать.
Затем в груди начало что-то теплеть, будто там загорелся огонек. До Стефана начали доноситься приглушенные звуки. С каждым разом они становились все четче, и вот уже Стефан мог безошибочно различить звук шагов и шелест бумаги. При этом огонек в груди все разрастался, становясь не просто теплым, а горячим.
— Получается, — раздался знакомый женский голос.
Стефан напряг слух, однако больше не услышал голоса женщины. Вместо него возник сквозняк, а затем шелест бумаги — видимо, появившийся ветер принялся играть с бумагой.
Жжение в груди стало болезненным, и Стефану захотелось вынуть оттуда это жгучее пламя. Он потянулся было рукой к груди, но так и не смог ее коснуться — жжение из груди перекинулось в руки, и у Стефана не хватило сил, чтобы поднять их. Доля секунды, и вот адское пламя было уже в позвоночнике. Стефану казалось, что по его костям течет раскаленная лава, которая вот-вот расплавит их. Ему хотелось кричать от невыносимой боли, но он не мог открыть рот. Казалось, что его губы, как и глаза, были намертво склеены.
Юноша хотел встать, но не почувствовал своих ног. Будто нижняя часть тела у него отсутствовала вовсе.
Опершись руками о твердую поверхность, Стефан приподнялся навстречу сквозняку, который, как он надеялся, сможет охладить пожирающий его тело жар. Руки дрожали от напряжения и жара, и долго держаться на них он не смог. Локти подогнулись, и тело завалилось на бок.
— Что происходит? — На этот раз Стефан понял, кому принадлежит голос.
С невероятным усилием он приподнял голову и снова попытался разлепить веки, но ничего не вышло.
— Я проверила множество раз, ошибки быть не должно, — пробормотала Эмили. — Ох, кажется, восстанавливается!
Несмотря на адскую боль, Стефану сейчас больше всего на свете хотелось открыть глаза и посмотреть на Эмили. Хоть на секунду увидеть ее и снова кануть во тьму, с этой нестерпимой болью от пламени во всем теле.
Он снова попытался встать, но тело его не
