Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Кен высчитал, кого из наших как закладывать, чтобы их не выгнали с завода. Он стучал виртуозно, нанося хорошим людям минимальный ущерб и в то же время зарабатывая максимум баллов по «программе лояльности молодых специалистов».
Не побоюсь большого слова, он талантливо стучал.
Материал для доносов мы ему поставляли сами. Что в курилке, что на конвейере при появлении Кена никто не сигналил: «Шухер, пиндос!» Как я уже говорил, Кена могли поддеть словесно, могли фыркнуть на него, но все знали: пускай он галстук напялил и сделал непростое лицо, а все равно наш чувак, такой же креативный, как мы, грешные. Со школы помнили, что парень – кремень, своих не выдаст. И продолжали на глазах у Кена страдать местным колоритом: нарушали технологию, жаловались на жизнь и ругали пиндосов. И рабочий планшет инженера Маклелланда, поставленный на запись, исправно фиксировал весь этот криминал.
Нарушения технологии Кен внимательно исследовал, выискивая в них рациональные зерна, – и нашел много полезного, годного для внедрения. А бесполезное шло в стук.
Действуя по своей хитрой методе, Кен к концу года встал вровень с самыми закоренелыми кляузниками, стучавшими на всех без продыху, с огоньком и юным задором.
Способный парень, за что ни возьмется, все в руках горит.
На какую-нибудь известную гниду Кен мог нажаловаться так, что ее сразу увольняли. Умнее было отщипывать от негодяя по кусочку и получать с одного рабочего много очков, но Кен обычно выявлял серьезное нарушение – и бил наотмашь. Поступал по справедливости, если можно так сказать. А иногда он с явным наслаждением сводил старые детские счеты.
Да-да, он закладывал тех самых «ребят, которых мы всю жизнь знаем». И вот этих сопляков, кого я за шкирку таскал, когда они много себе позволяли, и ровесников, с которыми в футбол рубились, и тех, с кем вместе на конвейер пришли… Кен поделил их на хороших и плохих – и старался, чтобы хорошие не пострадали.
Ну, поскольку ябедничал на нас весь инженерый стафф, это было проблематично: доставалось по шапке каждому. Но хотя бы личный вклад Кена в наказание добрых людей был минимален, спасибо и на том.
Несколько раз он обламывал зубы, когда явный нарушитель оказывался агентом кадровой службы или состоял в особом списке Отдела корпоративной этики. Мы о таком отделе слыхом не слыхивали, он сидел в штаб-квартире, а ведь Кен однажды приоткрыл мне кое-что из его практики. То, что касалось рабочих самым непосредственным образом.
У них все сколько-нибудь заметные туземцы были на контроле. Делили нас, креативных чуваков, на «клоунов» и «еретиков». Еретик считался опасным по умолчанию и подлежал аккуратному выдавливанию из коллектива на улицу. С клоунами – сложнее. Клоун мог сколько угодно воображать, будто он подрывной элемент и борец за права трудового народа. Если в Отделе считали иначе (от парня больше пользы, чем вреда, пускай веселит туземный стафф, снимает напряжение), тот мог куролесить годами без последствий для своего резюме.
Интересная оказалась служба – Отдел корпоративной этики.
Еще интереснее оказалось ее подчинение. Отдел был составной частью Департамента культуры производства. Он тоже следил за долбаной эффективностью. Ведь моральный климат на предприятии не менее важен, чем атмосферный.
Мы, рядовые заводчане, толком не понимали, чем заняты «культуристы», какова их роль в повседневном насаждении Кодекса и прочего нагибалова. У нас повелось считать, что этой дурью мается пиар-служба, ведь даже Кодекс нам спустили через нее – и пиарщиков на заводе презирали, а «культуру» скорее уважали. Основной стук-перестук мы приписывали кадрам и безопасникам. Все знали, что у «культуристов» свои осведомители, но были уверены, будто они присматривают за долбаной эффективностью и ловят нарушения технологии. Когда я объяснял заводской молодежи, что «культура» – это инженерно-креативный отдел и гестапо сразу: опасайтесь, дети мои! – то просто не догадывался, насколько прав.
Неспроста Кен столько говорил о новом видении роли рабочего на производстве. Инструмент познания и калибровки линии, ага. Человек у конвейера как датчик, как индикатор, контрольная лампа, а кто поумнее – целый прибор-анализатор. Уже не винтик бездушной машины, но еще менее человек, чем раньше. Тех, кого не выкинут, будут настраивать, словно роботов, загоняя в рамки корпоративной этики. Многим понравится.
Инквизиция. Безжалостная, расчетливая и по-своему очень справедливая. Все во имя соблюдения технологии и достижения эффективности – и ничего личного. Если вдруг инквизитор допускал перегибы, их тоже оценивали в этом ключе. Успешно перегнул туземцев на пользу компании – молодец. Злоупотребил властью без толку – самого тебя нагнут.
Я был по их классификации еретиком-одиночкой, а потом меня записали в полезные клоуны вместе со всем экипажем «Звезды Смерти». И сделал это, ни больше ни меньше, Рой Калиновски. И до самого упора, несмотря на скандал с Анонимными Трудоголиками, когда ему влетело от Пападакиса, Рой не спешил переписать меня назад в еретики. Удивительно, но даже обещание выкрасить цитрус в желтый цвет, за которое на меня стукнуло рекордное число дятлов, никак не повлияло на мнение Роя. За такую страшную крамолу он просто обязан был поставить меня в позу галилея – и дать пинка. В тот же день, по окончании смены, без объяснения причин: расстрелять и уволить. Но Калиновски отчего-то медлил, и шеф заводского отдела культуры тоже не спешил, а спрятал доносы в долгий ящик. И я ходил в полезных клоунах еще сутки, пока не загремел с завода вовсе непостижимым образом.
Никто меня не выгонял. Никто не просил кадровика выгнать меня. Никому в дирекции я ни во что не уперся. У них был конец квартала на носу, они подсчитывали, кто кого перепиндосил. Они и думать обо мне забыли, нужен я им больно, хохмач-одиночка с мотором.
Я внезапно сам уволился.
А Михалыч – за компанию.
* * *
Как говорится, «без гнева и пристрастия», меня хладнокровно отдали, словно пешку на клетчатом поле, чтобы выручить Кена из этической западни, которая вполне могла убить его.
Кен понятия не имел, что его спасают.
Кен был уверен, что нас с Михалычем никогда не выгонят, даже если мы приедем к проходной на желтых цитрусах и Пападакиса хватит кондратий. Ситуация анекдотическая, но если допустить такую возможность – новым директором становился не кто иной, как Рой Калиновски. Ну, пришлось бы нам месячишко поболтаться в отпуске, пока шум не утихнет, да перекрасить цитрусы обратно в корпоративно-приличный цвет.
Кен много такого знал, о чем мы не подозревали.
И Джейн много знала.
Может, лучше рассказать эту историю по порядку. А то сейчас я прыгаю с пятого на десятое, говоря больше о том, что значимо для меня, чем для сюжета нашей драмы, будь она неладна. Если я буду и дальше болтать о своем, личном, то самое время описать волшебные кудри Джейн, разбросанные по подушке, и ее затуманенный взгляд, и удивительные губы, вкус которых помню по сей день, но абрис не могу даже бегло набросать и не смогу никогда.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
