фамилию Трусов, то на "Апостолах" никогда тебе не служить. Да и у самого командира броненосца фамилия была вполне соответствующая.
Вскоре после прибытия Миклухи на броненосец в кают-компании офицеры высказали сожаление, что новый старший офицер (его предшественник носил фамилию Неробкий) своей фамилией не поддержал традиции корабля. И хотя сожаление было высказано в шутливой форме, Миклуха нашел что ответить.
— На самом деле, господа, в моей фамилии как раз и запечатлено героическое прошлое запорожского казачества! Вторая часть моей фамилии — "Маклай". В первоначальном варианте она звучала, как "махлай", то есть недотепа. Именно так запорожские казаки называли своих врагов. Поэтому в атаках они обычно кричали: "Бей их в неси, руби в махлай!" Таким образом, вторая часть моей фамилии — это не что иное, как боевой клич запорожских казаков. А что может быть героичнее боевого клича?
На это возражений не последовало. Кают-компания единогласно согласилась с таковой интерпретацией фамилии своего старшего офицера.
В курс дела на новом корабле Миклуха вошел быстро, служебные обязанности были ему знакомы, многих офицеров он знал и раньше, что же касается броненосца, то тот немногим отличался от его предыдущей — "Екатерины". В свою очередь, офицеры и команда "Двенадцати Апостолов" зауважала несколько крикливого, но требовательного и заботливого нового старшего офицера, несмотря на должность, которую на флоте во все времена именовали не иначе как собачьей и драконовской.
— Суров, но справедлив! — говорили о нем матросы.
Настоящим кумиром стал Миклуха для молодых офицеров. Особенно большую популярность принесли ему шлюпочные гонки, в которых он не знал себе равных. Не было случая на эскадре, чтобы участвовавший в гонках старший офицер с "Апостолов" не взял главный приз. Как-то во время стоянки корабля в Южной Бухте среди офицеров разгорелся жаркий спор, можно ли в такую свежую погоду, какая была в тот день, обойти на шлюпке стоявшие корабли. Спор услышал проходивший мимо Миклуха.
— Господа, я берусь сейчас же обойти всю эскадру на корабельном баркасе без руля, пользуясь лишь парусом! — заявил он спорщикам. — На все мне нужен будет ровно час!
— Ящик шампанского, что этого не может быть! — воскликнул старший артиллерист.
Ударили по рукам. Тотчас спустили баркас, и Миклуха отправился в путь. Офицеры дружно щелкнули кнопками карманных хронометров. На палубе сгрудилась узнавшая о заключенном пари команда. Гонка началась. Крепкий ветер срывал с волн белые шапки пены. Внезапно на стоящих кораблях раздался крик всеобщего восторга. Дело в том, что Владимир Николаевич неожиданно развернул свой баркас на сто восемьдесят градусов и пошел кормою вперед. Едва стрелки офицерских хронометров обежали часовой круг, баркас замер возле броненосца.
— Господин лейтенант! — обратился Миклуха к артиллеристу. — Шампанское прошу подать к обеду в кают-компанию! — И, провожаемый криками "браво" и аплодисментами, удалился к себе в каюту.
* * *
В тот вечер супруга потащила Миклуху на творческий бенефис некого новомодного столичного поэта. Поначалу Миклуха сопротивлялся, ссылаясь на усталость после службы, но потом, не устояв под напором жены, согласился, что для его же душевного равновесия куда лучше будет провести это время не с газетой на диване, а в единении с современной поэзией.
Когда собравшиеся в небольшом уютном зальчике на Большой Морской расселись за столиками и заказали напитки с закуской, на сцене раздвинулась портьера, и вперед выступил герой вечера — поэт-символист Ян Березкин — нервный парень с длинными черными волосами и пенсне на носу. Окинув презрительным взглядом зрителей, Березкин сразу же заявил, что явился в этот мир, дабы его перевернуть и поставить с ног на голову.
— Что-то далеко хватил, — наклонился к жене Миклуха.
Та вместо ответа погрозила пальчиком, мол, не мешай слушать. А Березкин уже витийствовал:
Одинок. Как сердце одиноко!
Не стучись — и так открыта дверь!
Из меня, как из открытых окон,
Вылезает, хвост поджавши, зверь!
На что публика разразилась шквалом аплодисментов. Сидевшая за соседним столиком толстая купчиха, яростно топая ногами, басовито кричала:
— Я просто не выдержу этого напора! Браво! Брависсимо!
Меж тем поэт-символист продолжал:
Я не буду освистан, не буду ославлен —
На мое представленье никто не пришел.
Я один на один, я с собою на равных,
Пред собою без грима и девственно гол.
В зале творилось что-то невообразимое. Краем глаза Миклуха увидел, что и Юлия Николаевна смахнула слезинку, промочив таза платочком. Вздохнув, он потянулся за рюмкой коньяка…
Далее все продолжалось в том же духе. Поэт-символист Березкин читал, публика неистовствовала.
Наконец чтец выдохся, после чего, вскинув к потолку руки, провозгласил:
— А сейчас несравненная Ксения — муза и королева богемы — с водопадом поэтической феерии!
После чего на сцену вышла стройная аристократическая девица, завернутая в обтягивающее платье, из которого виднелась одна обнаженная до пояса нога. На голове у "королевы богемы" была огромная шляпа со страусовым пером, а во рту дымила сигарета на длинном мундштуке. Дождавшись, когда в зале наступит полная тишина, девица театральным жестом откинула в сторону шляпу и, заломив красивые руки, закричала:
Мой собеседник в темноте угла
Зажег, как возраженье, сигарету.
Я не учу…
Но здесь мораль мала!
И на вопрос я требую ответа!
После этого вслед за шляпой в дальний угол сцены улетела сигарета с мундштуком.
— Какой пафос! Какое прочтение женской темы! — неслось из зала.
— Это почти катарсис! — вытерла платочком слезы взволнованная Юлия Николаевна.
— Возможно, я чего-то недопонял, — не стал возражать Миклуха, в очередной раз приложившись к рюмке.
Завтра по плану на корабле предстояло продолжить удаление воды из цистерн и междудонных отсеков, начав одновременно зачистку машинно-котельного отделения…
* * *
Шло время. Нельзя сказать, что Миклуху не ценило начальство. Нет, оно прекрасно понимало, что Миклуха является не просто офицером, а офицером выдающимся и способным на подвиг, но хода в карьере меж тем не давало. Почему? Ответ прост. Излишняя самостоятельность, обостренное чувство справедливости, наличие собственного мнения и смелость отстаивать его перед самыми большими чинами, да и репутация человека с демократическими взглядами делали Миклуху слишком беспокойным и неудобным офицером. Именно поэтому черноморские начальники предпочитали держать его на вторых ролях. Однокашники Миклухи уже давно принимали под команду броненосцы и крейсера, а Владимир Николаевич все еще тянул лямку старшего офицера.
Помимо основных обязанностей на Миклуху взвалили и обязанности председателя суда 34-го флотского экипажа, к которому был причислен броненосец. Это также отнимало немало времени и нервов.
В течение
