разбойники-хорьки, что некогда жили только лишь ради себя, изменились и стали жить для других. Не Петух, но Создатель совершил это: и животные созидали, и земля рождала...
Волей Создателя изменился Петух!
Волей Создателя земля подобрела!
Вновь отворились глаза Шантеклера. Вновь он в полный рост возвышался на крыше Курятника, охватывая взглядом всех животных, что стояли вокруг него. Они же сидели изумленные.
— Некоторые из вас знают это по собственному опыту; но никто из вас не знал всего, что узнал сейчас. Вот почему я рассказал вам свою историю: я — очевидец! Создатель возлюбил вас неизменной любовью. Он не оставит вас в одиночестве — или зачем прибыл я к вам с юга по Его воле?
Ропот прокатился по собравшимся. История Шантеклера стала будто скалой, рухнувшей в озеро: потребовалось время, чтобы проглотить ее и впустить в свое сознание. Шантеклер дал им это время, сам же обратил взор на Скорбящую Корову. Сейчас она смотрела на него. Теперь глаза ее сияли, словно солнца, и он почувствовал величайшее облегчение: кто-то здесь знает, каких усилий стоило ему поведать эту историю. А еще, теперь, при свете дня, он снова заметил, сколь смертоносны ее длинные рога.
Когда ропот начал стихать — но прежде, чем двор совсем успокоился, — Шантеклер воспользовался изумлением собравшихся и направил его в нужном ему направлении, закричав громким голосом:
— Нынче наступает то время, что было уже когда-то. Создатель вдохнул в нас веру, и мы преисполнились верой сегодня. Поколения мы вверяли себя Создателю, так что сегодня можем положиться на Него. Годы и годы верность наша вела нас к такому предназначению: что однажды мы не потеряем мужество, но верой в Него, и борьбой, и стойкостью своей — победим и отвоюем право на жизнь!
О возлюбленные мои: чужаки, однако, ужасны! — по-другому заговорил Шантеклер. — И поэтому я созвал Совет.
Воевать? Снова ропот пробежал по собранию. Вскинулись головы, обратились друг к другу. Только жители Курятника остались недвижны, будто парализованные, ибо, как ни мало им было известно, все же они знали больше, чем остальные. Воевать? Да когда это мы воевали? Зачем воевать?
— Прекрасная Пертелоте, — тихо проговорил Шантеклер, как будто завершая начатую раньше историю, — и тут же собрание утихло, внимая его словам.— Прекрасная Пертелоте тоже, как и вы, была матерью.
Была?
— Ее дети бегали и смеялись, радуясь дню, мирно спали, ели и были здоровы.
Были?
— Я был отцом. Я обеспечивал свою семью. У меня был ответ на каждый их вопрос. Любое мое начинание имело благополучное завершение...
Почему он говорит «имело»? Почему он говорит так, будто все это в прошлом?
— Но теперь Пертелоте рыдает у трех пустых колыбелей. А я узнал, что самые благие начинания могут обрушиться, не завершившись. Мои дети мертвы.
Мертвы! Все собрание застыло при этом слове.
Теперь Шантеклер заговорил очень быстро, но при этом очень ясно — прежде чем взорвется тишина:
— Окажись убийца среди вас, я бы не рассказал вам об убийстве. Но он не отсюда, он из другой страны. И смерть моих детей — лишь первое его слово, обращенное к нам — ко всем нам. День настал. Этот враг — ужасный, могущественный, преисполненный ненависти и желания погубить всех детей, разорить всю страну, залить нашу землю кровью и направиться дальше, ни единой живой души за собой не оставляя. Мы все должны стать заодно, ведь таковы мы и есть! Ибо он многолик.
Мы должны приготовиться! Мы сразимся с ним, когда он нагрянет. И мы можем! Во имя Создателя — мы можем и победим во славу Его!
Но, как это часто бывает, первые слова затмевают финал; и в этот исключительный момент животные оказались скорее ошеломлены, нежели ободрены. «Убийца», «враг» звенело в их ушах. «Победим» они вовсе не услышали. И взрыва, ожидаемого Шантеклером, — его не последовало.
Учитывая, сколь великое множество животных собралось, тишина воцарилась поразительная. Там, здесь, отовсюду Шантеклера буравили тысячи глаз, будто ожидая услышать много больше. Он заставил их распахнуться. Теперь они жаждали насыщения — и внезапно Петух-Повелитель растерялся, исчерпал все свои силы. Отвисли челюсти, ибо животные забылись, оторопели. Уши навострились и дергались в надежде уловить любой иной звук, кроме предупреждения о нависшей угрозе. А Шантеклер не ведал, что еще вложить в эти уши. Неужели первое его послание прошло мимо них? Что ж они думают — он просто сотрясал воздух, говоря о милости к ним Создателя? Он так готовил их, а уши обратились в камень!
У Шантеклера перехватило дыхание, будто от удара под ложечку. Он сказал все, поддержал и утешил их, елико было возможно, а животные ждали начала поддержки и утешения! Но он иссяк. Одна его половина готова была кричать: «Но Всемогущий Создатель любит вас и сиротами никогда не оставит!», в то время как другая половина желала лишь одного: плюнуть на все и распустить их по домам. В результате Петух не говорил ничего, смотрел на них опустошенным, неверящим взором и мучился от боли в животе.
Внезапно снизу, откуда-то из-под Курятника, послышался голос, затянувший песню.
Песня была прекрасна: что-то не слышанное здесь доселе и совершенно неожиданное. Голос казался единственным лучом спокойного света, пронзившим столь глубокий мрак всеобщего уныния. Он пел «а-а». Он был уверен в себе. Он будто тончайшей шелковой нитью оплетал всю массу животных, собравшихся во дворе. Он возвышался и возвышался, и это было только «а-а». И это «а-а» отдавалось в тысячах сердец. «A-а», взывающее к их Повелителю. «A-а» чистое и прекрасное, как ясное небо.
В первый момент Шантеклеру почудилось, будто это голос Скорбящей Коровы, хотя думать так у него не было ни малейших оснований. В поисках ее он вглядывался за толпу. И обнаружил совсем позади, под деревьями. Нет. То был не ее голос. Но он снова и с невероятной отчетливостью увидел ее глаза и различил, куда она смотрит. Скорбящая Корова глядела прямо на поющего. Шантеклер проследил за ее взглядом и увидел, что песнь затянула Прекрасная Пертелоте. Госпожа вновь обрела свой голос.
И все собравшиеся животные внимали ему.
Шантеклер сел на конек крыши Курятника и ощутил, что измотан до предела.
Когда голос ее возвысился до хрустального великолепия, Пертелоте завершила долгую гласную изумительной руладой, и началась баллада. Что за светлая и мирная баллада! Она умиротворяла всех собравшихся, и, слушая ее, они наконец закрыли рты.
Хотя под восхитительным покровом этой баллады Пертелоте рассказывала им все, что
