Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
— С трудом.
— Если вам нужна правда — поговорите с Последним. Он все знает. Я ему сам рассказал.
— Синьор Парри, я больше никогда не увижу Последнего.
— Мне действительно пора.
— Как хотите.
— Не смотрите на меня так. Подумайте хорошенько: этой истории уже почти тридцать лет, какое вам до нее дело? Вы здесь из-за Последнего. Не мучайте себя вопросом, кто же настоящий убийца. Оставьте это для детективных романов. Детективные романы читают парикмахеры.
— Серьезно?
— У нас все именно так. Парикмахер читает, а потом пересказывает клиентам во время бритья. Чувствуете, какая экономия сил?
— Отлично придумано.
— Мы пробовали и с серьезной литературой, но эта затея провалилась.
— Почему?
— Книги — вещь такая: если ты не успеваешь пересказать ее во время бритья, значит, книга серьезная. Настоящая литература. А это не для нас. Вы читаете?
— Да. Иногда еще и пишу.
— Книги?
— Случается.
— Надо же.
— Да.
— Знаете, что Фанхио[15]и близко к трассе не подходит, пока не побреется? Это у него пунктик такой.
— Боюсь, я не знаю, кто такой Фанхио.
— Никогда больше так не говорите. Даже в шутку.
Многое из того разговора я уже забыла, о чем-то просто тяжело говорить. Мы долго сидели в его маленькой каморке. Потом я попросила разрешения проводить его. Он согласился. Боже, как я устала. Столько страниц исписать.
11.41 вечера.
День спустя
Либеро Парри немного хромал — виной тому был деревянный протез. Он сообщил, что я не первая, кто пришел к нему, разыскивая Последнего. Например, несколько лет тому назад объявился один математик — старый профессор из университета. Он хотел узнать, удалось ли Последнему воплотить в жизнь свою мечту. О трассе, ведущей в никуда.
— Я ничего не знал об этой его странной идее. Профессор пытался мне объяснить, но я мало что понял. Вам что-нибудь об этом известно?
Я ему рассказала о дороге сквозь пустоту, о трассе, в которой Последний хотел соединить собранные по всему миру повороты.
— Задумка, конечно, интересная, — признал он. — Но ведь кругом полно трасс для автомобильных гонок. Зачем строить еще что-то?
Меня всегда до глубины души поражало, насколько слепы родители, когда дело касается мечты их ребенка. Они ее не понимают. Причем не понимают искренне.
Потом он вдруг остановился и сказал, что в их с Флоранс истории мне не разобраться, если я не буду принимать в расчет их происхождение.
— Вы даже представить себе не можете, — заверил он меня. — В том мире, откуда мы родом, понятия не имеют о радостях жизни. Каждый день оборачивается мучительной пыткой — вот как живут крестьяне. Вы даже представить себе не можете. Мой брат, к примеру. Всю жизнь он работал как проклятый, гнул спину на своем поле, ходил за скотом и наконец заработал на жилье в городе. Он так прочно там обосновался, что почти перестал выходить на улицу. И был счастлив. А когда я спрашивал, какого черта он просиживает штаны в квартире, то в ответ слышал фразу, которая помогает понять все про выбранный им мир: «Мне нравится моя квартира». Понимаете? Вы, должно быть, думаете, что мы с Флоранс превратили нашу жизнь в сумасшедший дом, но поверьте: лучше сумасшедший дом, чем то болото, в котором мы до этого барахтались. Выбраться из болота было непросто, доложу вам. Но нас ничто уже не могло остановить. Понимаете, что значил для меня автомобиль, исчезающий за горизонтом? Понимаете, что я бы все отдал, лишь бы исчезнуть вместе с ним, умчаться далеко-далеко?
А тут еще является шикарный граф, приносит с собой запах неведомого нам мира, находит нужные слова.
Все, что у меня есть сейчас — это деревянный протез, неродной сын, еще один сын, куда-то запропастившийся, и грузовичок, на котором старый инвалид перевозит ящики с фруктами. Глядя на меня, вы, верно, думаете, что я несчастный человек и неудачник. Не судите по внешности. Люди проживают год за годом, но по-настоящему они живут, лишь когда выполняют то, для чего появились на свет. Все остальное время проходит в воспоминаниях или ожидании. Но того, кто ждет или вспоминает, нельзя назвать грустным. Он лишь кажется таким. На самом деле он где-то далеко, в своих мыслях.
— Да, знаю, — ответила я.
— Видели бы вы меня в те дни, когда я решился променять коров на бензин. Какой я ходил счастливый!
— А вы уже выполнили то, ради чего родились? — спросил Либеро Парри. — Вы витаете где-то в своих мыслях, очень далеко… Вы ждете или вспоминаете?
— Думаю, и то, и другое, — предположила я.
Он засмеялся.
Но вскоре опять стал серьезным. Он хотел задать мне вопрос, который давно вертелся у него в голове; при этом ему нужно было видеть мои глаза.
— А вы, что вы-то сделали Последнему, раз он вас вычеркнул из своей жизни? Даже со мной он мягче обошелся.
При этом он так улыбнулся, словно нам обоим было ясно, что ничего уже не изменишь.
— С чего вы взяли, что он меня вычеркнул?
— Он ушел, не сказав ни слова, как вы сами признались. И ни разу потом не написал. Как это еще назвать?
— Вычеркнуть из жизни.
— Вы объяснили, что так он справлялся с болью. Что вы ему сделали? Скажите, чего уж теперь.
Что я ему сделала, что я ему сделала, дорогой мой синьор Парри, старый Либеро Парри, Гараж Либеро Парри. Об этом следует спросить ту девчонку, которая разрушала семьи, девчонка — прямая спина, длинная коса. Сейчас мне тяжело оправдать свои поступки. У меня в голове тогда творилось что-то невообразимое, окружающий мир я едва замечала — он проносился мимо неясной тенью, а жила я исключительно своими фантазиями. Я довольно смутно помнила Последнего: он казался гораздо более настоящим на страницах моего дневника, нежели за рулем фургона, колесящего по Америке. Он превратился в мелодию, которую я расслышала только сейчас и теперь напевала в своих мечтах. Когда мечтала с открытыми глазами. Я отдаю себе отчет в том, что никогда не воспринимала Последнего как реально существующего человека. Тогда я еще не доросла до этого. А когда сейчас об этом думаю, то с высоты своих сорока лет вижу далекую череду поступков, сегодня для меня необъяснимых. Тела, дорогой мой синьор Парри, были для нас лишь игрушками, к которым кто-то забыл приложить инструкцию: мы оба понятия не имели, что с ними делать. Со своим телом я делала все, что хотела, на страницах дневника, но это давало мне возможность не пользоваться телом днем, при солнечном свете. Последний свое тело постоянно таскал с собой, как большой скафандр. Конечно, я сделала что-то не так, я точно сделала что-то не так, смутно помню одну ужасную ночь: мой безудержный смех, какие-то хаотичные действия, смысл которых я не хотела понимать, и слова, которые я предпочла бы никогда не слышать. Но что именно я ему сделала, ума не приложу.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
