к порядку Топьская, а затем, увидев прибежавшую на шум приболевшую, обратилась к ней, так как не прочь была уже вернуть полномочия, ибо ей всё меньше нравилось развитие ситуации, ведь постигшая прошлого ректора Ройзенга судьба очень пугала её, а если тот бородатый интриган еще и прямо у себя в апартаментах, игнорируя любые правила, увлекался экспериментами с непонятными штучками истинных магов из другого мира, то спаси нас всех Магия от последствий таких забав выжившего из ума идиота. — Уважаемая Трактская, вы уже в порядке?
— Да, мне лучше. Но я, пожалуй, отсюда послушаю, — страдальчески промокнув свои всё ещё красные, но от этого не менее хитрые глаза, ответила вопрошаемая. А затем вызывающим жалость голосом обратилась к архивариусу. — О чем там в свитке, Котэ?
— Значит так, — прочистив горло, старикашка принялся скрипеть дальше. — Не судите строго, но смысл таков:
Когда поймет однажды тот, кто возомнил себя сильней дракона,
что обезьяньи прелести ему милей всех прочих стали вдруг,
в том разе пусть пеняет он лишь на себя, глупца такого:
дракону проигравши, чтобы выжить, покорно принявшего свою участь вслух —
чем и обрек впредь всех на то, проклятия тяжесть всю познают что,
когда отважатся, придя трусливому глупцу на смену, отныне быть вместо него!
— Да что за бред!
— Какой кошмар!
— Это у меня кровь из ушей?
— Мне надо выпить...
— Кретин!
— От-вра-ти-тель-но!
— Делать нехрен старому маразматику, — раздалось со всех сторон компетентное мнение «литературных критиков».
— Простите, — виновато сжался «поэт». — Трудно было перевести с мертвого языка, сохраняя удобоваримые рифмы. Но суть я постарался передать...
— Идиот! На кой нам твои рифмы! Дай сюда, что ты там накарябал, — не выдержала председательствующая. А выхватив из костлявых старческих рук его записи, кудрявая припомнила и об обугленной деревяшке. — А что там за слова были на той дощечке, Котэ?
— Ах да, совсем запямятовал. Утрачена большая часть фразы, но я смог разобрать и перевести только её начало и конец. «Обрети сил...» и «...ый берегись!»
— Шшшикарно, — с ядовитым сарказмом прошипела себе под нос весьма умная и, главное, быстро соображающая женщина, утверждаясь в своих выводах насчет Бороды, а затем сосредоточенно принялась копошиться в бумагах старика, что-то черкая на листке.
Через пару же минут председательствующая Топьская зачитала уже прозу:
— Тишина! Вот, что у меня получилось: Когда в определенный момент лицо, пораженное обезьяньей заразой, встанет перед этим фактом, то кроме себя винить ему некого, так как, ввиду своей вопиющей некомпетентности на фоне непомерных амбиций заигравшись с артефактом истинных магов неизвестного назначения, ибо неверно квалифицировав его опасность и явно недооценив последствия от неосторожного обращения, он то ли по незнанию, то ли в следствие преступной халатности, а может и осознанно, но всё же крайне безответственно взял и активировал упомянутый предмет. В результате чего: мало того что закономерно поплатился сам, так еще ж и, в попытке сохранить свою отныне жалкую жизнь, расплатился за неё тем, что осознанно, то бишь соблюдя условия, если угодно «вслух», обрек всех тех, кто впоследствии вознамерится занять его пост, на такую же незавидную участь. Просто браво(с сарказмом)! — монотонным голосом зачитала Топьская свое прям литературно переработанное и несколько дополненное едва ли не эссе на тему, так сказать, но всё равно весьма и весьма соответствующее изначальному тексту. — Итак, как мы видим, уважаемые члены Совета, наш замечательный ректор Ройзенг ставил некие опыты и проводил опасные эксперименты с неизвестным образцом магических технологий истинных магов, при этом допуская любые мыслимые нарушения норм техники безопасности и, пожалуй, здравого смысла как такового. В результате чего просто-таки пошатнул многолетние устои, поставил под вопрос устройство аппарата управления, да и вообще, погрузил в туман неизвестности будущее нашей любимой Академии! Я кончила, бл...
— Да вы шутите!
— Неслыханно!
— Что за высосанная из пальца дичь!
— Я умываю руки...
— Предлагаю избрать Ровскую ректором! И поглядеть... А что ты, Лирон, так на меня смотришь?
— Да это всё какой-то розыгрыш!
— Возмутительно!
— Давайте переименуем должность и поглядим! Ровскую — не жалко, вот пусть и...
— Не верю!
— Я снимаю свою кандидатуру, — почти одновременно раздалось многоголосое... ну, пусть будет, мнение Совета.
— Тишина! Тишина, я сказала! Значит так, мы не станем поддаваться на эти... — внезапно прервав свой деятельный спич, председательствующая с недоумением полезла в карман. А после того, как она, пребывая явно в смятении, под столом вскрыла извлеченный конверт, чтобы ознакомиться с его содержимым, то вся побелев механическим голосом продолжила. — Объявляется п-перерыв до... время будет назначено(сглотнув) дополнительно. Все свободны.
Наконец подытожила бледная и запинающаяся Топьская, заторможенно проводив взглядом внезапно всю позеленевшую Трактскую, которая, едва удерживая желудочные спазмы, убегала в туалет. Да и у почти всех прочих присутствующих возникли схожие позывы, ибо внезапно разболелись: у кого голова, у кого живот. В общем, спорить никто не стал, и зал совещаний очень быстро опустел.
Сама же, чуть задержавшаяся председательствующая, побелевшими пальцами продолжала сжимать непонятно откуда взявшееся у нее в кармане письмо. Которое было запечатанно черным сургучом с изображением дракона, и где на удивительно белой бумаге было написано удивительно ровным и определено печатным текстом: «Пора сделать перерыв. Подольше». Строчка же эта располагалась аккурат над занятной картинкой, исполненной очень четко, в невероятно живых цветах и явно мастерской рукой, по-видимому, выдающегося живописца способного передать всё с ошеломляющей достоверностью и пугающей подробностью. А запечатлен там был довольно замысловатый сюжетец с троицей, как видно, очень близких знакомых, которые с довольными рожами, голышом и в обнимку развалились на всклокоченной постели. И были это, что неукладывалось в голове, Топьская и Борода. Вот только между ними ещё и здоровенный орангутанг.
Бум!
Наконец позволила себе грохнуться в обморок даже засомневавшаяся в своей памяти женщина, когда зал наконец опустел.
****
Отключив режим невидимости мантии-невидимки, от чего стал похож в этом своем балахоне на владыку ситхов, я едва удержался, чтобы не шарахнуть пару раз молниями, пока с помощью подлетевшего Вжуха делал селфи в разнообразных вычурных и максимально пафосных позах. Но всё же опомнился и, прекратив страдать неуместной фигней, направился к бесчувственному телу Топьской, недовольно при этом ворча себе под нос по поводу того, насколько же коряво этот Котэ перевел мой изначально идеальный стих с его изящными и остороумными рифмами.
Древний язык истинных магов
