лет после моего отъезда из России.
— Так вы Зоя или ее сестра?
— Да будет здесь сказано, что моя бедная сестра уже год как покоится на кладбище. У тебя есть моя визитная карточка? Многие знают меня как Адольфу и хоть я ухитрилась дожить до восьмидесяти двух лет, никто не скажет, что я тронулась головой от старости. Я меня нет сил, чтобы взобраться на второй этаж, но до сих пор умом я здорова. Мне даровано от природы долголетие.
Тут старуха умолкла и устремила прямой взгляд на Сару, не заботясь о том, какое она произвела на нее впечатление. Надо заметить, что в отношениях с людьми ей была присуща безобидная язвительность.
— Вы меня тронули. Очень удивительно, что ваше воображение успокаивает мое собственное, — сказала Сара, отметив, что внешность старухи, ее непосредственная манера говорить и, собственно, сами слова обладали редким очарованием. Она посмотрела на проигрыватель с пластинкой, Русланова пела колхозную трудовую песню на высоких нотах и поморщилась от громкой музыки и сильного голоса. — Можно я выключу…
— Поет как малиновка, люблю Русланову, — только и сказала старуха. Помолчала немного, глядя в пустоту, вздохнула и уставившись на гостью добавила. — В России мы называли ее Зорянка, хотя бабушка моя Антонина Кондратьевна говорила, что в Белорусии их называют Ольшанка. Эта маленькая птица, размером с воробья, начинает петь рано утром. Обычно концерт открывает черный дрозд, малиновка вступает вторым голосом, но потом ее звенящий и красивый голос заглушает все другие птичьи голоса.
Сара убавила силу звука и собралась была сказать о своем, но тут услышала кашель. В эту минуту на старом лице еврейской наружности играла довольная улыбка. Старуха смотрела на Сару маленькими плутовскими глазами. Она пребывала в веселом расположении духа. Чему, надо полагать, способствовали добрые американские виски.
— Вера Петровна сказала, что читала обо мне в газете. Уже и не знаю, какие она там нашла сведения обо мне, только пришла крайне взволнованная престранным сном. Говорит без всяких подробностей, что видела во сне осла. Хоть мне и нездоровилось в тот день, я выслушала ее и спрашиваю, хилый он был или здоровый. Она говорит неуверенно, что осел едва мог стоять на ногах и спрашивает, что бы этот сон мог значить. Я знала, что у нее болеет муж и, надежды не осталось, поэтому, долго не думая, взяла и сказала: «твой муж скоро умрет». Она даже не заплакала, ушла совершенно не в себе. Утром следующего дня ее муж умер. Это было в пятницу. Хороший был человек, до болезни часто приходил ко мне, у него не было выше счастья, чем сидеть в этом кресле и пить мои виски, он меня называл «моя Адольфи» и заверял, что я для него сладкая отрада. Я бы с ним говорила по-русски, не будь его русский так плох. О, Сергей! Дорогой мой друг. Смерть его оставила меня безутешной. Перед смертью он трижды прошептал слово «что», потом промолвил: «Все! Я смирился!» Это были его последние слова.
Сара, позволив увлечь себя забавной историей, едва сдерживала смех. У нее не укладывалось в голове, что у этой почти выжившей из ума и дряхлой женщины есть известные способности. Она была так наивна и мила. Сару удивляло при этом, что ее рассказ, нелепый от и до, который она изложила в грустно-насмешливом тоне, не был лишен правдоподобия. Вместо колдуньи, которую она себе вообразила, она видела перед собой немощную, впавшую в старческое слабоумие женщину, которая была пародией колдуньи. Да и по своим особенностям суждения ее никак нельзя было назвать серьезными. И, однако же, что-то удерживало ее здесь, она не хотела уходить и время от времени бросала взгляд на бутылку виски, не видя особых причин для беспокойства. Старая Адольфи была в полном сознании и излучала внутренний свет. Она захватывала всякого, кто ее наблюдал.
— Мне нужен ваш совет, — сказала Сара.
— Я так и знала! — махнула двумя руками старушка и тут, что было совершенно неожиданно, она развела руки в стороны и пропела: — Она невеста, он жених. Медовый месяц, — постель на двоих.
Сказав это, старуха стала смеяться, широко открыв свой беззубый рот. А когда перестала, то спросила:
— Ты заботишься о нем?
— Обязанность эту я вменяю себе в удовольствие, — сказала Сара и испугалась, ей почудилось, что она разом потеряла рассудок. Находясь в обществе сумасшедшего, мы иногда и сами уподобляемся ему. Ей сделалось так страшно при виде этого обезображенного старостью лица. У нее не хватило духу посмотреть на нее. Она подумала, не без того, чтобы успокоить себя, что эта выходка вызвана большой дозой виски, которые славная старушка не переставала пить.
— Мне восемьдесят два года, можно сказать, я уже умерла.
Сара вняла ее словам, сказав:
— Мне двадцать пять, и я боюсь, что перестану быть кем-то.
— Я помогу найти тебе выход из положения и облегчу тебе жизнь в чем только можно. Милая моя. Меня донимает сильная сердечная боль. Будь добра, возьми с того стола настойку пустырника и добавь в мой стакан десять капель.
— Мне смешать их с водой?
— Не надо воды. Просто добавь в виски десять капель. Вот и все. Просто диву даюсь, как быстро действует этот коктейль.
Получив свой коктейль, старуха стала пить, а когда выпила, то утерла нижнюю губу и не отнимая пальца от подбородка, улыбнулась Саре и спросила:
— Видишь, судьба свела нас здесь. Сдается мне, что ты особенная женщина, во всем значении этого слова.
— Вы действительно так думаете? — встрепенулась Сара.
— Вчера приходила Гуцкова, мы с ней о тебе говорили.
— Невозможно! — простонала Сара. Слова колдуньи потрясли ее. — Я не знаю вас и вообще не имею никакого касательства к этой вашей Гуцковой.
— Ты пришла не иначе, как с моего одобрения, а я принимаю у себя только тех, кто мне по душе.
Сара не знала, что думать. Трудно было поверить, что эта старая женщина, явно семитского вида, обладает способностью читать мысли других людей и ей дано видеть будущее. Разум на одно мгновение покинул Сару, в глазах у нее потемнело. Внезапное потрясение лишило ее сил, и можно понять, что она не могла встать и уйти. В полутемной комнате, освещенной слабым светом тусклых ламп и догоравших свечей, она сидела в продавленном старом кресле неподвижная, удрученная, потрясенная. У нее было предчувствие новой беды. Чтоб прийти в себя она стала тереть лоб и кусать губы.
— Сядь ближе, чтобы я лучше тебя видела, — сказала старуха.
Тут Сара голосом уже надломленным, тихо спросила:
— Ваши глаза не
