Но стучать в дверь никто и не думал. Зачем стучать, если есть звонок. «Не открою, — угрюмо думала Ирина, — позвонят и отвяжутся, психи малообеспеченные. А вдруг это Ритка?!» Она немедленно вскочила и, тихонько подкравшись к двери, заглянула в глазок — в прихожей темно, ее не увидят. И едва не застонала от досады — за дверью переминалась с ноги на ногу Евстолия.
– Ирочка, это я! — заорала она из-за двери и подсунулась поближе к глазку, чтобы у Ирины исчезли всякие сомнения. — Ты ведь уже освободилась?
«Смотря от чего», — мрачно проворчала себе под нос Ирина, но дверь все же открыла и даже по привычке надела на лицо некое подобие улыбки: во-первых, ее всегда учили, что со старшими надо быть вежливой, а во-вторых, она по опыту знала, что Евстолии Васильевне проще уступить, чем объяснить, что у тебя нет ни малейшего желания воплощать в жизнь ее планы. Сделать все равно придется, а времени уйдет вдвое больше, если вступать в пререкания.
Евстолия вдвинулась в раскрытую дверь задом наперед и втащила за собой ворох шуршащих тряпок, две большие коробки и какой-то пакет. Ирина с изумлением наблюдала, как все это богатство занимает пространство небольшой прихожей. Евстолия, очевидно, тоже решила, что ей потребуется больший простор для творчества, поэтому, не останавливаясь, все так же задом наперед прошествовала в гостиную, где принялась хлопотливо размещать принесенные вещи на диване и на креслах.
– Евстолия Васильевна… — начала было Ирина, но соседка, на секунду оторвавшись от дел, посмотрела на нее с таким страдальческим выражением, что она немедленно исправилась: — То есть Ева… Вы… ты решила ко мне переехать? С вещами?
– Ни в коем случае! — пропела Евстолия, отходя на пару шагов назад, и жестом феи, собирающей Золушку на бал, указала Ирине на лежащие на диване тряпки. — Лучше включи свет. Вот, полюбуйся!
Заинтригованная, Ирина послушно щелкнула выключателем, подошла поближе — и ахнула: перед ней лежало старинное платье, тяжелое, тонкое в талии, с низко вырезанным корсажем и широченной, затканной золотом юбкой. Точно такие же она видела на картинах художников восемнадцатого века. Она осторожно потрогала платье пальцем, боясь повредить позолоту. Евстолия, ужасно довольная произведенным эффектом, потянула Ирину за руку и подвела к креслу — там лежало еще одно платье, тоже старинное, но попроще — без золотого шитья и пышной юбки, но зато с кружевными рукавами и какими-то воланами сзади. В коробках с откинутыми крышками лежали шляпы — зеленая с лентами и цветами и сиреневая с вуалью.
– Ну? — покровительственно спросила Евстолия. — Как тебе?
– Потрясающе! — Ирина не могла оторвать глаз от платьев. — А где вы… ты это взяла?
– А я работаю где? — спросила Евстолия и сама себе ответила: — В краеведческом музее. Сорок один год непрерывного трудового стажа. Через мою приемную прошли восемь директоров. В прошлом году, когда музею исполнилось сто пятьдесят лет, мне подарили электрический чайник, хотя многим другим давали просто грамоты.
– И что? — не поняла Ирина.
– Ну как — что? — огорчилась ее непонятливостью Евстолия. — У нас выставка работает, «Два века женской моды» называется. Мое платье — из экспозиции, твое — из фондов. Разрешили взять на праздники под честное слово, даже без расписки, потому что доверяют! Ну я и взяла не просто так, сказала, на реставрацию. У нас по одежде реставраторов нет, сами управляемся. К твоему полагается еще турнюр, это такая конструкция, крепится к талии, чтобы… как бы это сказать? — на попе, вот тут, было побольше. Но он такой громоздкий, и я подумала, что ты все равно его не наденешь. Да?
– Что не надену? — глупо переспросила Ирина, так и не въехавшая в суть соседкиной затеи.
– Турнюр, — вздохнув, терпеливо повторила Евстолия. — Ведь не наденешь же?
– Не надену… — без особой уверенности в голосе пробормотала Ирина.
– Значит, все правильно. Тогда надевай это! — Евстолия показала на сиреневое с кружевами. — А я — вон то. Я все равно без тебя одеться не смогу. Тут надо сперва корсет шнуровать, иначе я в него не влезу. Корсет в пакете.
– Ты хочешь это надеть?! — изумилась Ирина. — Зачем?
– Здрасьте, как это зачем? — в свою очередь удивилась Евстолия. — Новый год. Волшебная ночь. Как встретишь — так и проведешь. Вот я и решила: непременно встречу Новый год в красивом платье, с шампанским, в хорошей компании и чтобы непременно были мужчины.
– А мужчин нет! — с некоторой долей злорадства сообщила Ирина.
– Да я видела, — ляпнула Евстолия и, поняв, что проговорилась, добавила: — У нас такая слышимость, ты же знаешь.
– Я вот ничего никогда не слышу, — не приняла оправданий Ирина, давно уже подозревавшая соседку в подслушивании и подглядывании.
– Но мы же не будем опускать руки, правда? — ловко свернула со скользкой темы Евстолия. — Надо уметь радоваться тому, что имеешь. А что мы имеем? Мы имеем новогоднюю ночь, красивые платья, шампанское — оно у меня в холодильнике, я потом принесу — и хорошую компанию. Да, и еще торт!
Ирина молчала, соображая, как бы ей поделикатнее выставить соседку за дверь вместе с ее нарядами и наполеоновскими планами по встрече Нового года. Как назло, ничего подходящего в голову не приходило. Спасибо родителям, что воспитали ее такой деликатной. Евстолия, кажется, уловила ее колебания и добавила неожиданно серьезно и даже немного печально:
– Ирочка, я понимаю твои сомнения. Возможно, я не совсем та компания, в которой ты бы хотела встретить Новый год. Но уже половина одиннадцатого. И если ты будешь сидеть одна, — Евстолия показала глазами на сиротливо стоящий бокал так и не выпитого вина, — и я буду сидеть одна, и в халатах, кому от этого будет лучше? Это вообще неправильно — быть в праздник одной. Уж поверь мне, Ирочка, я-то знаю.
Ирина растерялась. Пока соседка действовала напористо и говорила безапелляционно, Ирина еще могла как-то сопротивляться. Теперь, когда смешная и настырная тетка вдруг заговорила так серьезно и здраво, выгнать ее было бы полнейшим свинством. Да она и права, в конце концов, праздник есть праздник, что бы об этом ни думала Ирина. День рождения наедине с собой она уже на днях отпраздновала и удовольствия никакого, надо признаться, не получила. Что толку лелеять свое одиночество? Если Бог посылает ей Евстолию — пусть будет Евстолия, черт с ней!
– А давайте! — решилась она. — Давайте надеваем! Я в детстве о таком мечтала, когда представляла себя принцессой.
Ирина осторожно, как живое, взяла в руки зеленое с золотом платье, но мигом взбодрившаяся Евстолия тут же потянула его к себе.
– Нет-нет, Ирочка, тебе вон то, сиреневое. Это на тебя не налезет!
– Ну отчего же не налезет? — заупрямилась Ирина. — Очень даже налезет! Можно подумать, я толще тебя!
Конечно же ей было все равно, но хотелось поддразнить Евстолию, которая прямо с лица спала от огорчения.
– Оно тебе… оно тебе коротко! — осенило соседку. — Тогда же люди маленькие были, ниже нас, а потом началась акселерация!
