потерявшего равновесие Гаврилу с двух сторон: одно схватило его за руку, а другое вонзило зубы прямо поперек спины. Смертельно раненный, Гаврила не издал ни звука, он видел, как друзья с берега рванулись ему на помощь, но понимал, что это уже бесполезно. Последний взгляд он отдал Ольшане, когда чудовища тащили его в мерзкую трясину. Он не узнал, как бились за него лещане: как первым подоспел Микола и проткнул копьем скользкую мокрую тварь, как Золот и Василько свалили чудовище, вылезающее на берег, и как Ясень с Авгеем вернулись на тропу, чтобы спасти хотя бы мертвого своего вожака. Началось настоящее побоище, и хотя никто из лещан больше не погиб, но вскоре они вынуждены были бежать от напирающей из болота нечисти. Рыдающую Ольшану силой увлекли вглубь леса. Потрепанный отряд спасли только сильные ноги, да еще то обстоятельство, что твари предпочли вернуться к недоеденным троглодитам, чем гоняться по лесу за людьми.
До глубокой ночи бежали, а точнее, плелись из последних сил, стараясь уйти подальше от болота. На какой-то поляне рухнули вповалку, еле дыша, но даже лежа на земле, казалось, что бег продолжается, и дыхание не поспевало за лихорадочным стуком сердца. Глаза слезились от долгого бессонного напряжения, не было сил даже повернуть голову, и Глеб, уткнувшись в холодные листья, мучительно слушал, как стонут натруженные мышцы.
Кое-как отдышавшись, развели костер и пересчитали друг друга. Ольшана, еле живая Весняна, Микола, Василько, Авгей, Ермила, Золот, Ясень да Глеб – вот и все, что осталось от отряда. Выжили и оба волка, не говоря уж о Живчике. Живчика леший тотчас отослал к Григорию с вестью о разгроме большой орды врагов и о плачевном положении нашего отряда.
Спать никто не мог. Отогрелись, передохнули с часик и двинулись дальше. В лесу стояла зловещая тишина. Ночь была темная – небо затянуто тучами. Земля замерзла, листья шуршали под ногами.
Ближе к утру сделали очередной привал, но долго отдыхать не пришлось. Ясень услышал какой-то неясный шум, вроде бы сзади. Волки забеспокоились. Лещане вскочили и побежали дальше, но шум приближался, его слышали теперь все, всем было страшно. Утром стало ясно, что за ними двигается какая-то большая толпа или масса. Люди выбились из сил, и поскольку уйти от погони не могли, укрылись в подходящем овраге. Ясень позаботился, чтобы ветви деревьев надежно укрыли беглецов. Сидели молча и ждали своей судьбы. Шумная волна накрыла их и покатилась дальше. Оказалось – это звери и птицы, увлекаемые страхом. Ясень хотел знать, что случилось в лесу.
– Болото идет на лес! – ответили ему. – Гиблая топь напала на нас. Позади – смерть.
Выбрались из убежища и поспешили следом за животными, но быстро отстали. Волки бросили было отряд, однако вскоре вернулись, видно, они решили связать свою судьбу с людьми.
До Лещинных Хором оставалось еще далеко – еще день и ночь ходу, – когда спереди донесся глухой стук копыт. Среди деревьев мелькнул всадник – Прокл Отшельник, на плече его сидел Живчик. Старец осадил коня рядом с Глебом, коснулся его головы, как в первый раз, и грустно поведал, что нет больше спасения в Лещинном лесу: четыре дня уже минуло, как орды троглодитов двинулись на Хоромы, и все эти четыре дня и четыре ночи идет кровавая битва, а с севера наступают неведомые болотные твари, растревоженные отрядом лещан.
– Эх, мальчик, мальчик! – послышался знакомый голос, и усатая мордочка высунулась из-под плаща старца. – Заварил ты похлебку, а кому расхлебывать? Но я лучше с тобой буду, чем в Хоромах. Может, пригожусь, помогу советом, если разум подведет тебя еще раз. А так, наверное, и будет: добрый ты, да глупый. Зачем, спрашивается, полез в болото?
Каждый по-своему отреагировал на полученные известия. Некоторые бессильно опустились на землю и молча понурили голову. Кто-то с надеждой смотрел на старца и ждал, что он ободрит и предскажет трудную победу. А другие ожесточились, проклиная свой недавний выбор, и, желая отомстить, поддержали Ясеня, который бросил горькое слово:
– Разум мой помутился, не отговорил я Гаврилу от той неверной затеи. Пагубное дело сделали мы для родного леса. Нет нам спасения, и нет прощения, только кровью врагов и своей смертью сможем искупить вину. Я иду в Хоромы, авось, успею еще до разгрома.
– А Глеб как же? – угрюмо спросил Микола.
– Я за него больше не в ответе, – леший отвел глаза, и, не глядя на Глеба, добавил: – Прощай, отрок. Не хочу думать, что на беду свиделись мы. Прощайте все! Не поминайте лихом Ясеня, а простите, ежели что не так.
Он повернулся и быстро пошел прочь. Василько, Ермила и Авгей побежали за ним. Сорвались с места и волки с Живчиком. Вскоре все они скрылись за серыми стволами.
Глеб сидел на опавших листьях и моргал, глядя в землю. В душе его метался вихрь: и острая невыносимая усталость, и обида, и сожаление, и разочарование – все в одном бурном водовороте.
– Не унывай, брат, я тебя не оставлю, – Микола ободряюще хлопнул его по плечу.
– Я тоже останусь с тобой, Добрый Отрок, – сказала Ольшана. – Общая у нас с тобой память о моем Гавриле. Вместе вернемся в Хоромы. Мой отец не даст тебя в обиду.
– А о Весняне подумали вы? – упрекнул Золот. – Ей сейчас больше всех нужна помощь. Согреть бы ее у костра, напоить бы медом. С нами мудрый старец, так, может быть, он даст нам надежду? Что же нам делать, старче?
Прокл ответил:
– Надежды нет. В лесу война. Горит зеленый дом. За лесом – степь, печаль, зима и небо над костром. Моя дорога – на восток. И отрок спутник мой. А вам – забыть родной исток, или спешить домой.
Он сошел с коня и приблизился к Весняне. Девушка давно уже была в бессознательном состоянии, много часов ее друзья не слышали даже стона. Иногда казалось, что она умерла, и Золот в страхе склонялся над ней, но чувствовал редкое дыхание, которое напоминало скорее легкую испарину остывающей земли. Так и сейчас старец едва уловил движение воздуха у ее губ. Он ощупал голову девушки, и лицо его помрачнело. Прокл не был знахарем, но мог почувствовать состояние души и волю к жизни, которая лежит в основе всех жизненных сил. Весняна умирала, ее время было на исходе. Старец выпрямился и скорбно покачал головой.
– Нет! Нет! Только не она! Спаси ее! Спаси! – это Глеб со слезами уцепился за его одежду, он совсем потерял голову от муки и горя.
Отшельник склонил
