— Я ждал чего-то подобного, — продолжил Конрад, всё ещё вертя в руках браслеты наручников. — Просто рассчитывал, что пришлют не одного человека. Надеялся на последний бой.
— Хотел и всех нас уложить в могилу, чтобы потешить своё раздутое самолюбие, — почти выплюнул Оцелотти.
— Тебе никогда не понять меня, — пожал плечами Конрад. — Не обижайся, но мы с тобой личности слишком разного масштаба. Ты рождён подчиняться, идти за лидером.
— А ты, значит, из породы лидеров, — усмехнулся Оцелотти, — как предсказуемо.
— Надевайте наручники, полковник, — велел я, прекращая их перебранку. — Для вас война закончилась.
Не знаю, почему Конрад решился на этот отчаянный шаг, наверное, думал, что у меня приказ убить его в случае сопротивления, и решил закончить жизнь в схватке.
Он вскочил на ноги, отшвыривая наручники в сторону, в правой руке его появился «майзер». Ствол его смотрел в лицо Оцелотти. Я ничуть не сомневался в том, что Конрад выстрелит — он решил покончить с капитаном, считая того предателем. Не сомневался я и в том, что Оцелотти легко уклонится и, скорее, все всадит в ответ Конраду пулю между глаз. Может быть, это и к лучшему — потом он мне никаких претензий предъявить не сможет. Сам убил. Однако я решил иначе, наверное, потому, что не желал Конраду смерти.
Полковник был ближе ко мне, чем к Оцелотти, и я успел отреагировать на его действия быстрее. Ударом ноги выбил из рук Конрада пистолет, и врезал ему локтем в горло. Быть может, прежде Конрад и был неплохим бойцом. Вот только слишком давно не уделял времени тренировкам и поддержанию себя в форме. Он попытался перехватить мою руку, но двигался слишком медленно. Мой локоть врезался ему в горло, но я бил не насмерть. Полковник надсадно кашлянул и упал на колени. Без жалости я добавил ему ребром ладони по шее, и Конрад растянулся на металлическом полу вещательной рубки.
Наручники на него надел Оцелотти. Он упёрся коленом в спину полковнику, завёл ему руки за спину и застегнул на запястьях браслеты наручников.
— Грузим его и убираемся отсюда, — сказал он, поднимая бесчувственного полковника на ноги.
С моей стороны возражений не было.
Спустя полтора часа на дирижабль подобрали всех десантников в разгромленном лагере Безымянного легиона. Тела убитых мы тоже взяли с собой, чтобы не оставить никаких доказательств причастности полка к нападению. По привычке десантники забрали из лагеря всё ценное: оружие, пулемётные ленты, ящики с патронами. Не тронули только личные вещи легионеров — до такого никто не опускался. Все понимали разницу между сбором трофеев и мародёрством.
Мы втроём стояли на обзорной площадке дирижабля. Я, Кукарача и Оцелотти. Капитан был мрачен, думая, о чём-то и не спешил делиться с нами. Полковник тоже был погружён в размышления, рассеяно глядя на проплывающие внизу джунгли.
— Что будет с полком теперь? — наконец, спросил Оцелотти.
— Останетесь при Льве Афры, — ответил я. — Приказ о рейдерской деятельности в тылу колоний Альянса уже подписан задним числом, так что никакой ответственности не будет. Каша тут заваривается очень крутая — Альянс и Содружество наседают с двух сторон. Похоже, настоящая война пришла и в Афру.
— Из-за действий Конрада?
— Рано или поздно это бы произошло, — пожал плечами я. — Вы разве что ускорили события, и это, наверное, к лучшему. Слишком долго этот котёл вяло бурлил — теперь под него подкидывают новые дрова.
— И что дальше? Тотальная война. В Аурелии, здесь, а потом повсюду?
— Скорее всего, — согласился я.
— Значит, и до нас доберутся рано или поздно, — заметил Кукарача. — Осталось только немного подождать.
В его словах было столько горькой иронии, что захотелось как-то поддержать полковника. Хлопнуть по плечу, уверить, что не так уж и долго ждать, пока тотальная война перекинется через океан и доберётся до его родной Рагны. Сомнительное утешение, конечно.
— Они ослабнут, — неожиданно для меня продолжил Кукарача, — не смогут присылать подкрепления в колонии. И это наш шанс — шанс на революцию, освобождение от ярма.
Он крепко сжал кулак, как будто сдавливал в пальцах шею веспанского губернатора.
— Верно, — кивнул Оцелотти. — Война не может идти вечно, и когда она закончится, мир будет совсем другим.
Он обернулся и посмотрел нам в глаза.
— А что вы собираетесь делать после войны?
— Вернусь со своими людьми на родину и освобожу её от веспанского ярма, — убеждённо заявил Кукарача. — Только когда мой народ вздохнёт свободно, я начну жить по-настоящему.
Прежде я не замечал за ним такого революционного пыла. Однако и о родине его мы почти не говорили — полковнику просто не представлялось возможности продемонстрировать его.
— А ты? — глянул на меня Оцелотти. — Что будешь делать ты?
— У меня есть мечта, — ответил я, — солдатская мечта, если хотите.
Я поделился с капитаном десантников и мятежным рагнийским полковником самым сокровенным. Тем, о чём говорил только с Миллером — единственным человеком, которого могу с уверенностью назвать своим другом. Они слушали меня, а под нами проплывали джунгли и вилась широкая лента Великой реки.
Конец.
Январь — февраль 2021 года
