я бы тоже решил, что он сумасшедший, и пусть доказывает обратное.
— С Юпитера?
Эмори вновь сел на свой стул и усмехнулся.
— Сбрехнул-таки, — вымолвил он. — Не утерпел. И ведь хотел же подвести к этому постепенно! Я, должно быть, здорово выпил.
Он коротко рассмеялся, но и этот короткий смех внезапно был им оборван, а на лицо его легло выражение сосредоточенности. Он вскинул руку как призыв к тишине и замер.
Я прислушался. Поначалу я не поверил, будто из динамика действительно доносится какой-то звук, до того он был ещё слаб. Но постепенно громкость усиливалась, и вот у меня уже не осталось сомнений. Это был гул несущей волны — правда, немного отличный по высоте тона от той, которая недавно приходила из передатчика, установленного на другом конце стола, и значительно более слабый. Но теперь я явственно слышал его и понимал, откуда он доносится, хоть для верности и склонил ухо к динамику.
— Вот оно как, Эд, — проговорил Эмори. — Ты сам слышишь. Засеки теперь азимут и угол. Да покрути эту рамочную антенну.
Я принялся водить антенной из стороны в сторону, и всякий раз, как я слишком сильно отклонял её от первоначального направления и угла, шум в динамике пропадал. Наиболее интенсивен был этот сигнал лишь тогда, когда антенна указывала на восток или на запад под углом семьдесят пять градусов. Стоило мне повернуть антенну прямо вверх, на девяносто градусов, сигнал исчезал почти совершенно.
— Да, кажется пеленг взят верно, — сказал я. — Сигнал приходит оттуда. — Я указал вверх и сам всмотрелся в низкий, плоский деревянный потолок. Тут мне в голову пришла одна мысль. — Одну секунду, прошу прощения, — сказал я Эмори. — Нужно кое-что проверить. — Я схватил со стола наш фонарик и выбежал наружу. Отбежав от строения на несколько шагов, лучом фонарика я принялся водить по крыше, на которой, однако, так ничего и никого не разглядел. Даже дерево не склонялось над ней, и вообще поблизости не росло деревьев.
Однако на стене мастерской, в непосредственном соседстве с дверью, через которую мы вошли, я углядел вереницу ступенек-скоб, ведущую на крышу, и тогда я сунул фонарик в карман и вскарабкался по этим скобам. Добравшись до верху, я поводил лучом фонарика кругом себя; но это была плоская, гладкая деревянная крыша, и какие-либо предметы на ней отсутствовали. Как и провода.
А над крышей — воздушное пространство, ещё выше — космическое, а там, стоило только пронзить взглядом воздух и космос — звёзды. И ничегошеньки между ними и мной.
Я слез и вернулся в мастерскую. Эмори сидел на прежнем месте, а из динамика всё так же доносился гул несущей волны. Правда, звучал он громче.
— Я тоже, Эд, так поступил, — проговорил Эмори. — В первый раз, как только услышал сигнал.
— Но почему — Юпитер? — спросил я. — С чего вы взяли, что именно оттуда?
— Поговорим потом, — покачал Эмори головой. — Поиграй с этим сигналом, пока он ещё до нас доходит.
Я вновь взглянул в то место на потолке, куда была нацелена антенна. Оно располагалось прямо над главным рабочим столом; я взобрался на этот стол, убедился, что могу дотянуться до потолка, и внимательно его ощупал. Никаких проводов там не скрывалось.
Тут гул несущей волны был пронзён звуком, подобным щелчку, за которым последовало ещё три таких же и с одинаковыми интервалами. Затем — вновь один лишь гул несущей волны, только мне показалось, что на этот раз его громкость немного уменьшилась.
Эмори подался вперёд на своём стуле.
— Ну-ка, Эд, ну-ка, — не попадает ли сигнал в этот прибор иным путём, чем через петлевую антенну? Не бегут ли к нему провода внутри ножек стола из пола?
— Как же я смогу это определить, не разбирая установки?
— А ты поводи антенной ещё немного. Другого способа нет — я, по крайней мере, не обнаружил — добиться усиления сигнала, чем когда петлевая рамка нацелена определённым образом, если уж сигнал действительно приходит с этого направления.
— Сколько ещё сигнал будет слышен? — спросил я.
— Несколько минут. Затухать начнёт постепенно, как постепенно и нарастал. Эти четыре щелчка, которые ты слышал, — они прямо в серёдке передачи.
Я вновь ухватился за антенну, отвёл её в сторону и назад, затем быстро наклонил вперёд и в обратную сторону, так что она пролетела нужный угол, и сигнал в течении этого времени вернулся к прежней силе, а затем почти пропал. Я вращал антенну вверх-вниз и в стороны, и с прежним результатом. Затем я вернул антенну в первоначальное положение; сигнал постепенно сошёл на нет.
— Ну, как? — спросил Эмори.
— Минутку, — ответил я.
Динамик сейчас вновь молчал, хотя антенна была нацелена на восток под углом семьдесят пять градусов. Я прошёл к другому концу рабочего стола и включил смонтированный там передатчик.
Спустя примерно минуту его лампы нагрелись, и в динамике приёмного устройства вновь появился еле слышный гул.
Едва слышный, пока я не перенаправил петлевую рамку, чтобы она оказалась нацелена на посылающую антенну. Тогда гул несущей волны в динамике стал ясен и громок. Я отключил оба устройства и взглянул на Эмори.
— Бери свой стакан и фонарик, — сказал тот. — Пошли наверх.
Мы вышли из мастерской, и Эмори вновь навесил на дверь замок. Когда он сказал «наверх», я решил, что это будет где-то в доме, но Эмори поставил бутыль из-под вина на землю, передал мне свой опустевший стакан и начал взбираться по скобам на крышу мастерской. Добравшись до самой верхней скобы, он наклонился вниз и сказал:
— Подай-ка мне, Эд, бутыль и стаканы.
Получив их, он поставил всё на крышу, взобрался на неё сам, а я последовал его примеру.
Лунного света там хватало, чтобы Эмори без труда удалось наполнить стаканы.
— Здесь крыша чистая, — сказал он, — щепок нет. Можешь сесть, можешь лечь, одежда не пострадает. Я часто сюда забираюсь. Люблю лежать и смотреть на звёзды. А в дневное время одеваю купальные трусы, да и принимаю здесь солнечные ванны.
— Так вот зачем эти скобы, — отозвался я. — Хорошая идея.
Эмори сел и как следует хлебнул своего вина. Он, некоторым образом, как бы всё больше трезвел — или казалось, что трезвел, — с тех пор, как я вошёл к нему в дом. Но сейчас он признался: «Я слишком пьян, Эд», — отставил свой стакан и лёг навзничь, заложив руки за голову и устремляя взгляд к звёздам.
Ему, кажется, было удобно, а потому и я так поступил. Дул лёгкий ветерок, немного прохладный, что было приятно, и лежать здесь, глядя
